ОБРАЗОВАНИЕ И РАЗВИТИЕ
ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКОГО ЯЗЫКА

Для правильного отображения страницы скачайте и ус-тановите шрифты: Palatino Linotype и Izhitsa

о второй половине IX века в жизни славянских народов произошло событие, которое на многие столетия определило особенности культуры славянского мира. Святыми брать-ями Кириллом и Мефодием с группой учеников была создана новая письмен-ность, специально предназначенная для записи славянской речи. Более того, их труда-ми по переводу с греческого языка богослужебных книг был создан новый ли-тературный язык, который в ту пору назывался славянским (или словенским), а в наше время – старославянским.

Под пером писателей и переводчиков, пользо-вавшихся им как орудием духовной культуры, старославянский язык развивал-ся и по-разному видоизменялся у разных славянских народов, что вело к появ-лению местных редакций (или изводов) языка, созданию национальных литера-турных языков, таких как болгарский, русский, сербский и др. Кирилло-мефодиевские традиции первых переводов по-разному отражались в этих изво-дах, и, собственно, церковнославянский язык богослужебных текстов является результатом развития этой традиции на Руси. Говоря о развитии любого лите-ратурного языка, необходимо учитывать, что это – “проблема не только и даже не столько лингвистическая, сколько историко-культурная…”[1] Для возникно-вения литературного языка недостаточно только создания азбуки или новой лексики, для него крайне необходимо быть выразителем духовной культуры, стремлений и чаяний народа, или, говоря словами Н.С. Трубецкого: “Настоя-щий литературный язык является орудием духовной культуры и предназначен для разработки, развития не только изящной литературы, но и научной, фило-софской, религиозной и политической мысли. В силу этих причин ему прихо-дится иметь совершенно иной словарь и иной синтаксис, чем те, которые упот-ребляются в разговорном языке”.[2]

Для возникновения сла-вянского литературного языка существенную роль сыграло то обстоятельство, что создатели его, святые Кирилл и Мефодий, были родом из Солунской облас-ти, где проживало множество славян. И даже если оставить в стороне спорный вопрос о национальной принадлежности святых братьев, можно с уверенно-стью сказать, что они с детства владели одним из местных диалектов: “Ведь вы – солуняне, а солуняне чисто говорят по-славянски”[3].

Начать свое дело святому Кириллу пришлось с создания славянской азбуки, ибо письмо, которым пользо-вались славяне в докирилловскую эпоху, а именно латинский и греческий ал-фавиты, не могло в полной мере отражать фонетические особенности славян-ской речи. Как отмечает Г.А. Хабургаев, характеризуя азбуку св. Кирилла: “… старославянская азбука закрепила систему говоров Македонии, к которым в структурном отношении принадлежал и солунский диалект; к этим говорам восходит и ряд морфологических особенностей старославянского языка”[4]. Эта гипотеза о происхождении славянского языка впервые была выдвинута в конце XIX века В. Облаком (1864-1896) как альтернатива паннонской теории Миклошича. Гипотеза о македонской диалектной основе старославянского язы-ка была подтверждена также исследованиями М. Фасмера (1886-1963), который показал, что “некоторые грецизмы в славянских памятниках отражены в такой форме, в какой они могли быть заимствованы только народной речью”[5].

Свою языкотворческую деятельность святые братья начали с создания славянской азбуки, время воз-никновения которой относится, как указывает Черноризец Храбр, к 6363 году от сотворения мира или 855 году от Рождества Христова[6]. Общепризнано, что первой славянской азбукой является глаголица, о которой и говорит Чернори-зец Храбр как о единственной славянской азбуке, созданной Константином Фи-лософом[7]. В пользу большей древности глаголицы говорят несколько свиде-тельств. Во-первых, памятники, написанные глаголицей, связаны с Моравией и Паннонией, а также с Хорватией и Македонией. Кириллические же памятники написаны на востоке Балканского полуострова, где непосредственного влияния солунских братьев не было. Во-вторых, памятники, написанные глаголицей, имеют более древний строй языка, чем кириллические тексты. Глаголица менее совершенна по составу букв, чем кириллица, и, как полагает В.А. Истрин, явля-ется, судя по своеобразию букв, продуктом индивидуального творчества[8]. Считается, что автором глаголицы является св. Константин Философ. Этот ал-фавит был создан с учетом того, что книги, написанные им, будут иметь хри-стианское содержание. Первая буква глаголицы изображает крест, а запись имени Христа глаголицей, как указывает Р. Оти, является симметричной[9]. Кириллица же, по согласному мнению большинства ученых, является развити-ем на славянской почве византийского унциала с добавлением букв глаголицы для звуков, которые характерны только для славянской речи. Впоследствии ки-риллица, как более совершенная и удобная для написания азбука, вытеснила глаголицу, так что даже некоторые глаголические пергаменты выскабливались и заново переписывались кириллическим письмом.

Для создания литератур-ного языка, как мы указывали выше, недостаточно создания одной лишь азбу-ки. Необходимо создание определенной культурной ситуации, которая требо-вала бы развития в стране литературного языка. Не менее важно также создание новой лексики, выражающей высокие понятия православной веры, философии, науки. И здесь на помощь приходили языки высокой культуры того времени: греческий и латынь. В древнеславянских текстах можно наблюдать большое количество заимствований греческой и латинской лексики. Однако чаще всего славянские первоучители, а вслед за ними и их ученики “стремились перевести греческое слово – даже если оно еще не имело в то время собственно славян-ского словарного эквивалента”[10]. Очень часты случаи калькирования, или поморфемного перевода иноязычных слов. Так встречающиеся в Библии и си-нонимичные слова omnipotens и παντοκρατορ в славянском языке выражены двумя словами: вьсемогаи и вьседьржитель[11]. Одним из характерных способов создания новой лексики явилось словосложение, при котором сложные слова греческих текстов переводились на славянский язык также сложным словом: ευ-δοκια - благоволение[12].

{mospagebreak}

В период миссионерской деятельности солунских братьев в Паннонии и Моравии старославянский язык обогащает свою лексику словами из местных диалектов, которые в литературе обычно именуются “моравизмами”. Известно, что в этих областях задолго до прихода туда свв. Кирилла и Мефодия вели свою миссионерскую деятельность латинские миссионеры, и многие христианские названия стали уже привычны населению в их латинских версиях. Кирилл и Мефодий внесли эти слова в бо-гослужебные тексты, и они сохранились в них до наших дней, например: попъ, постъ, олътарь.

Развитие и совершенст-вование языка письменности славян в этот период заключалось в приспособле-нии его к выражению тех сложных идей и понятий, которые необходимо было передать в переводах соответствующих греческих текстов. Е.М. Верещагин указывает на то, что истоки русской философской терминологии находятся в кирилло-мефодиевской языкотворческой деятельности. Отмечая высокую фи-лософскую и филологическую образованность св. Кирилла, он пишет: “Во-шедшая в пословицу высокая точность кирилло-мефодиевских переводов вы-держивает самый пристрастный суд. Она есть следствие всей жизненной судь-бы человека, которому не раз и не два приходилось быть предельно вниматель-ным к слову, сознавать свою полную ответственность за произнесенное рече-ние и тем более за написанную фразу”[13].

Это столь внимательное отношение к написанному слову, предложению побуждало к внесению в строй славянского языка оборотов, которые не были характерны для разговорной ре-чи, а очень часто были заимствованы из древнегреческого языка. Например, славянскому дательному самостоятельному, который переводится на русский язык придаточным предложением, в греческом языке соответствует родитель-ный самостоятельный. Для переводчиков текстов греческий язык был языком великой византийской культуры, языком просвещения, богословия, и поэтому естественно то, что витийство греческого слова переводчики стремились пере-дать калькированием конструкций греческого синтаксиса. Вместе с тем Г.А. Хабургаев отмечает в старославянском языке черты латинского синтаксиса и предполагает, что свв. Кирилл и Мефодий обращались также и к латинским священным текстам[14].

По смерти святых брать-ев языкотворческая деятельность была продолжена многочисленными их уче-никами, которые создали школы книжности в различных областях Славии. В связи с этим возникла проблема локализации древнеславянских переводов, и как отмечает исследователь А.М. Молдован: “интерес к этой проблеме опреде-ляется, как известно, преобладанием переводных памятников в древнем книж-ном репертуаре православных славян”[15]. Например, в Чехии в X веке был создан глаголический миссал, отрывки которого (“Киевские листки”) считают-ся старейшим из сохранившихся славянских памятников. Школа славянской книжности существовала также до 1097 г. в Сазавском монастыре под Прагой, но была уничтожена католическим духовенством.

Не случайно речь сейчас пошла о школах книжности, ведь именно в них развивался и совершенствовал-ся церковнославянский язык. Однако в плане истории развития литературного языка наибольший интерес представляет развитие кирилло-мефодиевской тра-диции в I Болгарском царстве, откуда славянская книжность через посредство Византии перешла на Русь.

После кончины св. Ме-фодия ученики его, гонимые немецким католическим духовенством, посели-лись в Болгарии вблизи Охридского озера и создали здесь школу книжности, которая дала толчок к появлению самостоятельной болгарской литературы и значительного количества южнославянских переводов, сыгравших огромную роль в становлении и развитии церковнославянского языка и литературы на Ру-си. В Болгарии работа книжной школы под руководством св. Климента Охрид-ского заключалась в подготовке необходимых условий для перевода всего кру-га богослужения на церковнославянский язык, распространение славянской грамотности среди духовенства и знати, которые составляли в то время куль-турную элиту болгарского общества. Все это позволило болгарам в 893 году на Преславском соборе объявить старославянский язык официальным языком го-сударства и Церкви. С Охридской школой книжности принято связывать древ-неболгарские глаголические рукописи, такие как Зографское и Мариинское Евангелия, которые сохранили систему норм языка первоучителей (например, традиции паннонско-моравской орфографии), в отличие от синхронных им по времени восточноболгарских рукописей, являющихся кириллическими и отра-жающих местные изводы церковнославянского языка. Для Охридской школы характерна архаичность орфографии и морфологии языка, например: розьство вместо древнеболгарского рождьство и др. Как указывает Г.А. Хабурга-ев, по всей видимости на первом этапе распространения книжности в Болгарии “не происходило приспособления кирилломефодиевских норм к местным усло-виям”[16].

В Восточной Болгарии язык славянских переводов подвергся основательной переработке. Здесь про-изошло введение новой азбуки, созданной на основе византийского унциала с добавлением букв глаголицы, отражавших фонетические особенности славян-ской речи. Однако, как указывает Г.А. Хабургаев, это была не просто смена графики, а реформа книжно-литературного языка[17]. Более того, он утвержда-ет, что здесь мы имеем “прецедент творческого вмешательства в систему норм старославянского языка, что в конечном счете и предопределило формирование его местных изводов”[18]. Почему же произошла смена азбуки? Дело в том, что в Восточной Болгарии была очень распространена запись славянской речи гре-ческими буквами, что после крещения страны поддерживалось богослужением на греческом языке.

{mospagebreak}

Когда же в стране появи-лись ученики апостолов славян, возникла проблема, какой из азбук отдать предпочтение. В результате огромной работы, совместно проделанной привер-женцами той или другой стороны, возникла кириллица. Разбирая обе азбуки, исследователи пришли к выводу, что кириллица как специальная славянская азбука могла сложиться только при активном участии книжников, имевших опыт практического пользования глаголицей. Обе азбуки не входили в проти-воречие и борьбу друг с другом, но просуществовали в Болгарии совместно около двух столетий, причем обе школы книжности, Охридская и Преславская, взаимно обогащали друг друга.

Первоначально кирилли-ца использовалась как “простое” письмо для записи документов и светской ли-тературы, глаголица же употреблялась исключительно для записи богослужеб-ных текстов. Впоследствии кириллица, как более удобная в написании, вытес-нила глаголицу, однако последняя использовалась в Моравии и Паннонии как тайное письмо до XVIII века. Уже отмечавшаяся выше архаичность языка гла-голических текстов по сравнению с кириллическими, по мнению Г.А. Хабур-гаева, указывает на то, что к концу X века в Охридской и Преславской школах книжности сложилось разное понимание отношений между нормами литера-турного языка и разговорной речи: “Реформа, осуществленная в симеоновской Болгарии, означала перестройку прежнего отношения к письменно-языковой традиции”[19]. Результатом этого явилось появление местных изводов церков-нославянского языка.

Симеоновская Болгария явилась центром возникновения самостоятельной славянской письменности, которая представлена такими высокими образцами, как сочинение Черноризца Храбра “О письменах”, “Азбучная молитва” и “Проглас к Евангелию” св. Кон-стантина Преславского, который, по мнению Г.А. Ильинского, является созда-телем кириллицы. “Проглас к Евангелию” епископа Константина представляет собой “вдохновенный призыв к целому славянскому народу, чтобы он слушал Божие Слово, которое просветляет души и подготовляет к вечной жизни, не на чужом языке, который подобен кимвалу звенящему, а на своем родном языке, который возвышает его ум и облагораживает его нравы”[20]. Недаром век царя Симеона называют “золотым веком” староболгарской литературы. Св. Кон-стантин Преславский обогатил славянский язык новыми художественными средствами, создал новые, не существовавшие прежде, философские термины и понятия. Его труды были широко распространены по всей славии, о чем свиде-тельствуют ранние русские и сербские переводы[21].

Влияние Болгарской книжности на возникновение книжной культуры на Руси столь очевидно, что многие историки говорили о непосредственном заимствовании книжных тра-диций прямо из Болгарии. Между тем, как указывает Г.А. Хабургаев, это про-тиворечит той политической ситуации, которая сложилась в этот период между Болгарией, Византией и Русью. Прямое влияние болгарской книжности было попросту невозможно, и уже совершенно невероятно участие в распростране-нии книжности на Руси болгарских “учителей”[22] Тем не менее кириллическое письмо на Руси было хорошо известно еще до ее крещения. Тексты договоров князя Игоря с греками, содержащиеся в “Повести временных лет” Нестора, от-ражают церковнославянские языковые традиции[23]. Существуют также и дру-гие свидетельства и археологические находки, говорящие о том, что кириллица в X веке широко использовалась на Руси для письма делового и даже бытового. Однако, как считает Т.В. Рождественская, социолингвистическая ситуация на Руси IX-X вв. “не создавала еще необходимых условий для появления письмен-ных текстов, а следовательно, и развитого литературного языка”[24].

Развитие тесных куль-турно-исторических связей с Византией и Болгарией после крещения Руси спо-собствовало изменению социально-языковой ситуации. Собственно активное развитие церковнославянской книжности на Руси началось со времени Яросла-ва Мудрого, который специально заботился о развитии языковой культуры. Ис-следователи обычно выделяют 4 этапа в развитии культурных связей в эпоху средневековья, или, как отмечает А.А. Турилов: “…отдельные периоды отли-чаются друг от друга абсолютным преобладанием одного из направлений куль-турного воздействия – с юга на север или с севера на юг (“первое южнославян-ское влияние” (болгарское), конец X-XI вв., “первое восточнославянское влия-ние” XII-XIII вв., “второе южнославянское влияние” конец XIV-XV вв., “второе восточнославянское влияние” – XVI-XVIII вв”[25].

На Руси в основном раз-вивалась кириллическая письменность, которой обучали в школах, глаголиче-ское же письмо стало известно русским книжникам несколько позднее, и зна-ние его было следствием восприятия той же болгарской литературы. Русские книжники обращались с церковнославянским языком как со своим достоянием, изменяя орфографию согласно фонетическим особенностям древнерусского языка, внося восточнославянскую лексику, используя восточнославянские окончания[26]. Вообще, как указывает Гиппиус А.А.: “В истории образования русского извода церковнославянского языка частично повторяются процессы, уже имевшие место в древнейшей истории церковнославянского”[27]. Литера-турный язык славян впитывал в себя как синтаксические конструкции грече-ской религиозной литературы, так и живого древнерусского языка. Например, весьма характерная конструкция “да + present” была заимствована из живого разговорного языка[28].

В книжно-славянском языке Древней Руси XI-XIII вв. можно наблюдать тот же набор временных форм глагола, что и в других славянских языках. Как отмечает М.Л. Ремнева: “Писцы и создатели оригинальных сочинений пользуются языковой системой, чуждой носителям языка восточнославянской народности. В культурную жизнь восточного славянства было привнесено объективно чуждое живому восточно-славянскому языку явление”[29]. Дело в том, что в разговорном языке присут-ствовала только одна форма прошедшего времени в форме причастия на –л, Вследствие этого в книжно-славянском языке Древней Руси XIII века различные формы прошедших времен оказываются синонимичными. Т.Л. Ми-ронова обнаружила, что в церковнославянском языке русского извода аорист и перфект являлись полными грамматическими синонимами[30].

{mospagebreak}

Вообще, как полагает В.Н. Топоров, перфект не был грамматической формой в языке Кирилла и Ме-фодия. Постепенно употребительность перферкта возрастает, так что в совре-менных славянских языках прошедшие времена представлены только формой перфектного причастия на –л[31]. Увеличение количества форм перфекта и замена им других прошедших времен в церковнославянском языке обусловлены прямым влиянием разговорной речи, где иных форм прошедшего времени не существовало. Такие явления в языке прослеживаются до XVII ве-ка.

В XIV-XV вв. началось так называемое “второе южнославянское влияние”, которое внесли в язык Церкви прибывшие на Русь болгарские и сербские выходцы. В этот период произошла некоторая архаизация церковнославянского языка. “С этого време-ни, - как пишет А. Бем, - укоренились в русском правописании некоторые цер-ковнославянские формы, не соответствовавшие живому русскому произноше-нию, как например, окончания -ый, -ий в имени-тельном и винительном падежах единственного числа имен существитель-ных…”[32] Эти флексии были характерны для болгарского извода церковно-славянского.

В этот период мы встре-чает таких выдающихся творцов славянской письменности как Пахомий Лого-фет и Епифаний Премудрый. Последний писал житие св. Стефана Пермского в таком изощренном стиле, который, по словам А. Бема, свидетельствует не только о большой его начитанности, но и об исключительном богатстве его языка, в котором имелся большой запас отвлеченных понятий, требовавших от автора и соответствующего духовного развития”[33]. Болгарские церковносла-вянские тексты, оказывавшие столь значительное влияние на литературный язык Руси в этот период, “отличает почти полное отсутствие более поздних на-родно-разговорных вкраплений”[34]. Эталоном церковнославянского языка в этот период, по мнению А.С. Герда, являлась Тырновская школа книжности, которая заключала в своей морфологической системе минимальное число на-родно-разговорных элементов[35].

В XVII веке церковно-славянский язык продолжает употребляться как литературный, и в этот период происходит его кодификация, создаются первые восточнославянские граммати-ки. М. Смотрицкий создал учебник грамматики церковнославянского языка, предписания которого стали нормой литературного языка. Церковнославянский язык выступает в этот период как язык литературы, учености. Влияние его ста-новится настолько значительным, что он начинает использоваться даже в пись-мах. Многие русские тексты стремятся приблизить к норме славянского языка. Другой особенностью развития его в этот период является то, что в XVII веке появляется “упрощенный” вариант церковнославянского[36]. Им написана Псалтирь в переводе Авраамия Фирсова. Этот текст имеет существенное коли-чество элементов живого русского языка.

Во второй половине XVII века церковнославянский язык начинает использоваться для выражения форм делового языка и просторечия, что было нехарактерно да и неприемлемо в предшествующую эпоху.

Одним из важных этапов в развитии церковнославянского языка явилась реформа патриарха Никона и связанное с ней исправление богослужебных книг по греческим образцам. Примечательна в этом роль справщика книг, монаха Чудова монастыря Евфи-мия, ученика Епифания Славинецкого. В своей переводческой практике Евфи-мий “следует системе пословного перевода с однозначным соответствием пере-водимых и переводящих лексем, с поморфемным калькированием терминоло-гической и общенаучной лексики, с сильно выраженной тенденцией к “греци-зации” на всех уровнях результирующего текста”[37].

Евфимий считал, что гре-ческий язык намного превосходнее славянского, а потому очень часто оставлял в тексте греческие слова без перевода. Как пишет И.И. Шевченко: “Евфимий был так глубоко вовлечен в работу по формированию церковнославянского языка своего времени на греческий манер, что в 1690 году он был отрешен от должности справщика по причине “нововводных странных речений”[38]. Одна-ко словотворческая деятельность Евфимия имела не только отрицательную сторону; многие слова, употребляемые сейчас нами, вошли в лексику церков-нославянского и русского языка, например: синод, паримия, евнух, хи-ротония, математика и др[39]. Обобщая, можно сказать, что Евфи-мий стремился продолжать переводческие традиции, идущие еще от славянских первоучителей, стремился максимально приблизить славянский перевод к гре-ческому оригиналу.

С появлением в XVI веке на Руси книгопечатания лексика и морфология церковнославянского языка приобретают более устойчивые формы. Тексты исключают возможность внесе-ния элементов разговорного языка при списывании книг. Закрепление нормы славянского языка в грамматиках М. Смотрицкого и Л. Зизания завершило раз-витие церковнославянского языка, однако влияние его на русский язык и на русскую культуру не прекратилось.

Это краткое описание ис-тории церковнославянского языка, конечно, не исчерпывает всей, связанной с ней, проблематики. В заключение необходимо сказать несколько слов о значе-нии церковнославянского языка для русской культуры и Православной Церкви. Замечательно сказал об этом один из наших русских литературоведов А.Л, Бем, имя которого на долгие годы было забыто в нашей стране: “Нельзя недооцени-вать того огромного значения, которое имел тот факт, что на самой заре нашей образованности мы имели уже в своем распоряжении книжный язык, стоявший на высокой степени совершенства и способный выразить новые понятия хри-стианской нравственности”[40].

{mospagebreak}

Выдающийся ученый и один из создателей русского литературного языка М.В. Ломоносов о церковно-славянском языке говорил как об источнике, из которого мы “умножаем до-вольство российского, которое и собственным достоинством велико и к приня-тию греческих красот посредством славенского сродно”[41]. И еще вырази-тельней: “Польза наша, что мы приобрели от книг церковных богатство к силь-ному изображению идей важных и высоких”[42]. Для Ломоносова отказ от сла-вянизмов был бы нигилистическим отказом от нескольких столетий русской культуры, во многих своих проявлениях, выраженной в формах славянской ре-чи, был бы отказом от множества идей, воплощенных русским народом в эти формы, наконец, от связей с традициями античной и византийской культуры, воплощенных для Ломоносова в славянской стихии русского языка.

Органическую связь рус-ского литературного языка с Православной Церковью Ломоносов с исключи-тельной силой передал в следующих словах: “Российский язык в полной силе, красоте и богатстве переменам и упадку неподвержен утвердится, коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славянском языке украшаться будет”[43]. Церковнославянский язык как язык Церкви имеет по сравнению с другими два существенных преимущества. Во-первых, этот язык находится в ближайшем родстве с народными языком, что делает его понятным для всего церковного народа. Вместе с тем, не являясь языком разговорной речи, церков-нославянский язык лучше передает священный смысл богослужения. Важность церковнославянского языка для православного богослужения очевидна, но все же мне хотелось бы привести слова ученого, который богословом не является, но который достаточно глубоко понял значение языка для религии: “Не все в сфере сакрального может быть выражено средствами языка, здесь существен-ное место принадлежит тому, что издревле мыслилось как неизреченное, а в терминах нового времени связывается с невербальным интеллектом. Но и мо-гущее быть выраженным словами далеко не безразлично к тому, на каком из языков оно выражается – древнем или новом, родном или чужом для этноса, внутри которого возникла данная религия. Смена языка ее священнодействий сопровождается неизбежными смысловыми деформациями, ведь абсолютно точных переводов не бывает”[44].

Церковнославянский язык как язык богослужебных книг был постоянным источником обновления традиционной церковной стихии русского языка. Русский язык с проникнове-нием в него церковнославянских слов как бы возвышался до уровня церковно-славянского языка. Г.П. Федотов писал: “Этот язык для нас – источник живой, вдохновляющей поэзии. Он постоянно обогащает, оплодотворяет язык русский. С забвением его самое понимание русской поэзии и даже художественной про-зы потерпело бы жестокий урон. Так сохранение славянского языка диктуется и высшими интересами русской культуры”[45]. Когда в годы советской власти закрывались церкви и насаждалось безбожие, то не думали о том, что разрушая Церковь, не только подрывают нравственные основы народа, но и в корне под-резывают тот язык, на котором держатся образованность и культура. Нынешнее оскудение русского языка непосредственно связано с тем долгим отвержением церковной жизни, которое было в России на протяжении более семидесяти лет. Хочется надеяться, что и сейчас при помощи Церкви и ее богослужебного язы-ка церковнославянского поднимется наш, уже так сильно засоренный ненуж-ными словами и бессмысленными заимствованиями, все еще великий и могу-чий русский язык.

1. Рождественская Т.В. О социолингвистической ситуации на Руси в IX-X вв.// Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. – М., Наука, 1991. – С. 188.
2. Трубецкой Н.С. Общеславянский элемент в русской культуре// Цит. По: Хабургаев Г.А. Первые столетия славян-ской письменной культуры: Истоки древнерусской книжности. – М., Изд. МГУ, 1994. – С. 12.
3. Повесть о Мефодии// Родник злато-струйный: Памятники болгарской литературы IX-XVIII веков. – М., Худож. Лит.,1990. – С. 128.
4. Хабургаев Г.А. Цит. Соч. – С. 26-27.
5. Хабургаев Г.А. Старославянский язык. – М., Просвещение, 1986. – С. 273-274.
6. Черноризец Храбр. Сказание о бук-вах// Родник златоструйный. – С. 148.
7. Там же. – С. 145-146.
8. Истрин В.А. 1100 лет славянской аз-буки. – М., Наука, 1988. – С. 147.
9. Хабургаев Г.А. Первые столетия сла-вянской письменной культуры: Истоки древнерусской книжности.– С. 108.
10. Хабургаев Г.А. Старославянский язык. – С. 114
11. Хабургаев Г.А. Первые столетия славянской письменной культуры: Истоки древнерусской книжности. – С. 85.
12. Хабургаев Г.А. Старославянский язык. – С. 115.
13. Верещагин Е.А. “Въ малехъ слове-сехъ великъ разоумъ…” Кирилло-мефодиевские истоки русской философской терминологии// Традиции древнейшей славянской письменности и языковая культура славян. – М., Наука, 1991. – С. 9.
14. Хабургаев Г.А. Первые столетия славянской письменной культуры: Истоки древнерусской книжности.– С. 83.
15. Молдован А.М. Критерии локали-зации древнеславянских переводов// Славяноведение. – 1994. - № 2. – С. 69.
16. Хабургаев Г.А. Первые столетия славянской письменной культуры: Истоки древнерусской книжности.– С. 104.
17. Там же. – С. 105.
18. Там же. – С. 109.
19. Там же. – С. 113.
20. Поптодоров Радко, проф., прот. Преломното значение на покръстването и на основането на Българската църква в 870 г. в културния живот на българския народ през време Първата Българска държава// Годишник на Духовната Академия “св. Климент Охридски”. – София, Синодальное изда-тельство, 1971. – Т. XIX. – С. 143.
21. Там же. – С. 144.
22. Хабургаев Г.А. Первые столетия…. – С. 157.
23. Там же. – С. 135.
24. Рождественская Т.В. О социолин-гвистической ситуации на Руси в IX-X вв.// Традиции древ-нейшей славянской письменности и языковая культура восточных славян. – М., Наука, 1991. – С. 199.
25. Турилов А.А. Болгарские литера-турные памятники эпохи первого царства в книжности Мос-ковской Руси XV-XVI вв.// Славяноведение. – 1995. - № 3. – С. 32.
26. Ремнева М.Л. Литературный язык Древней Руси. – М., Изд. МГУ, 1988. – С. 5.
27. Гиппиус А.А. Из истории взаимо-действия региональных изводов церковнославянского в древ-нейшую эпоху// Славяноведение. – 1990. - № 1. – С. 67.
28. Ремнева М.Л. Цит. Соч. – С. 53.
29. Там же. – С. 71.
30. Там же. – С. 7.
31. Там же. – С. 73.
32. Бем А. Церковь и русский литера-турный язык// Логос. – Брюссель, “Жизнь с Богом”, 1988. – № 46. – С. 58.
33. Там же. С. 60.
34. Герд А.С. К реконстрnbsp;Эукции эталон-ной модели церковнославянского языка// Славяноведение. – 1991. - № 3. – С. 69.
35. Там же.
36. Ремнева М.Л. Цит. Соч. – С. 81.
37. Исаченко-Лисовая Т.А. О перево-дческой деятельности Евфимия Чудовского// Христианство и церковь в России феодального периода (материалы). – Новосибирск, Наука. Сиб отд., 1989. – С. 201.
38. Шевченко И.И. У истоков русского византиноведения: Переводы стихотворений Мануила Фи-ла (XIV в.) Евфими-ем Чудовским// Славяноведение. – 1995. – С. 4.
39. Исаченко-Лисовая Т.А. Цит. Соч. – С. 202.
40. Бем А.Л. Цит. Соч. – С. 51.
41. Цит. По: Бем А.Л. Цит. Соч. – С. 84.
42. Там же. – С. 86.
43. Там же. – С. 108.
44. Мурьянов М.Ф. У истоков христи-анства у славян// Славяноведение. – 1992. – № 2. – С. 44.
45. Федотов Г.П. Мать-земля. К рели-гиозной космологии русского народа. – Путь, 1935. - № 46. – С. 4.