3. СВИДЕТЕЛЬСТВА О ГЛОССОЛАЛИИ В СВЯТООТЕЧЕСКОМ НАСЛЕДИИ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ.
Исторических свидетельств о том, что представлял собой дар языков послеапостольский период крайне мало. По этому, ответить на вопрост, как этот дар проявлялся и как долго продолжался в Церкви очень сложно. Исследователи называют разные даты. Например, западный исследователь Густав Адольф Юлихор считает, что угасание дара языков началось примерно в 125 году [44]. Но все даты, а также многие аргументы в их пользу весьма условны, сомнительны и спорны. Одно можно сказать точно, ко времени Иоанна Златоуста (IV век) о случаях проявлениях этого дара в Церкви уже не знали.
Свидетельства о существовании этого явления в первохристианскую эпоху, а также попытки осмыслить этот дар в более поздний период очень важны. Их анализ позволит увидеть трансформацию взглядов на суть этого явления в богословской среде.
В литературе существует два подхода к объяснению сущности дара языков: 1) она понимается как говорение на неизвестных языках, т.е. говорение на языке, которому человек не обучался, 2) экстатические состояния в очень разных проявлениях.
Удивительно, но в писаниях мужей апостольских - св. Варнавы, св. Климента, св. Игнатия Богоносца, современников апостолов, т.е. в эпоху распространения в среде первых христиан этого дара, нет упоминаний о говорении на иных языках, и нет объяснения, что это такое. Объяснения и толкования появляются в эпоху отцов Церкви, возможно, первым истолкователем был Ириней Лионский (202 г.), когда этот дар перестает действовать в среде христиан и получает форму экстатического, бессмысленного языкоговорения в среде гностиков и монтанистов [45].
Новозаветные свидетельства указывают на то, что этот дар не редко посылался верующим. Он не прекращался в Церкви до дней Иринея Лионского, который пишет о себе и своих современниках: «Посему и Апостол говорит: «мы говорим премудрость между совершенными» [1 Кор.2:6], называя совершенными тех, которые получили Духа Божия и чрез Духа Божия говорят всеми языками, как и Он говорил. Подобным образом и мы слышим (¢koÚomen) многих братьев в Церкви, имеющих пророческие дарования и чрез (Святого) Духа говорящих различными языками (pantodapa‹j laloÚntwn di¦ toà pneÚmatoj glèssaij) и для общей пользы выводящих наружу сокровенное (t¦ krÚfia) людей и изъясняющих тайны Божии (must»ria toà Qeoà)» [46].
Церковная история Евсевия Кесарийского это место передает так: «Как мы и слышали от многих, есть в Церкви много братьев, имеющих дар пророчества и говорящих на разных языках по наитию Духа; они обнаруживают к пользе сокровенные людские помыслы, а также изъясняют Божественные тайны» [47]. (Kaqëj kaˆ pollîn ¢koÚomen ¢delfîn ™n tÍ ™kklhs…a profhtik¦ car…smata ™cÒntwn kaˆ pantodapa‹j laloÚntwj di¦ toà pneÚmatoj glèssaij kaˆ t¦ krÚfia tîn ¢nqrèpwn e„j fanerÕn ¢gÒntwn ˜pˆ tù sumfšronti kaˆ t¦ must»ria toà qeoà škdihgoumšnwn [48].)
Святой Ириней Лионский умер в 202 году. Отсюда можно заключить, что дар языков как распространенное явление в какой-то степени существовал еще во втором веке.
Любое религиозное движение стремится обосновать свои практики традицией древней церкви. Пятидесятнические богословы видят своих предшественников в секте монтанистов, зародившейся во втором веке по Р.Х. и просуществовавшей до восьмого века.
Монтанизм возник во Фригии, основателем движения был некто Монтан, скопец, бывший служитель языческого культа Кибелы. Основой вероучения Монтанистов были новые пророчества, которые не принимала Церковь. Особенностью этих пророчеств было необычное экстатическое состояние (или исступление) в котором пребывал пророк. Монтанистские прорицатели впадали в состояние исступления и говорили непонятные вещи, которые назывались в полемических сочинениях самовольным бредом и безумием.
Популяризаторы глоссолалии спешат записать монтанистов в свои ряды: «В их среде верующие снова пророчествовали. Было много случаев, когда после принятия крещения многие люди говорили на языках» [49]. К сожалению, это утверждение не было подтверждено ссылкой на конкретный источник, что сразу наводит на размышления о достоверности таких заявлений.
Письменных памятников, сохранивших ля нас историю и описание движения монтанистов, сохранилось очень мало. Большинство сведений находится в творениях Тертуллиана, который, как известно, примкнул к этому движению, и писал примерно спустя пол века после возникновения монтанизма. Церковная история Евсевия Кесарийского содержит два отрывка из полемических сочинений против Монтана и его последователей. Также св. Епифаний и Дидим используют в своих трактатах антимонтанистские произведения. К сожалению, произведения Монтана и его пророков до нас не дошли за исключением нескольких пророчеств - высказываний самого «Параклета» [50].
Из Тертуллиана пятидесятнические публицисты приводят одну цитату, опять же без ссылок на источник, и конкретный труд. В частности Тертуллиан вспоминает «некоторых пророков, таких, которые не говорили человеческим разумом, но Духом Божьим, предсказывали будущее и открывали секреты сердца [1 Кор. 14:25]; пусть производят псалом, видение, молитву – только пусть это будет от Духа, в экстазе, в восхищении, всегда, когда появляется истолкование» [51].
Как видно из приведенного отрывка, Тертуллиан не говорит конкретно о говорении на языках, отрывок полностью подходит под описания пророческого экстаза практиковавшегося в секте монтанистов, которые в особом состоянии говорили от лица Бога. К тому же, данная цитата, по крайней мере в том виде, в котором она приводится в книге «Просила Россия дождя у Господа» не обнаружена в доступных на русском языке сочинениях Тертуллиана [52]. Позднейшие церковные историки, рассказывающие о монтанистах, такие как Болотов В.В. [53], Поснов М.Э. [54], Тальберг Н.Д. [55], Луи Дюшен [56], не упоминают о таком явлении как глоссолалия и говорение на языках, в том числе и ангельских языках в секте монтанистов.
Святой Ириней Лионский, тоже без всякого обоснования причисляется пятидесятниками к монтанистам: «Одним из близких саратников Монтана в проповеди оживления церкви, был видный деятель христианства Ириней» [57].
Из истории секты мы знаем, что монтанистов вполне спокойно принимали на западе. И для урегулирования конфликта Римской церковью было составлено письмо и направлена делегация, во главе которой был Ириней Лионский, тогда еще пресвитер [58]. Так как монтанисты оставляли неприкосновенными основные христианские догматы и выступали против церкви только в отношении дисциплины и нравов, то многие важные представители церковные, в том числе и Ириней Лионский, сначала отнеслись к этому движению снисходительно [59]. Но называть Иринея «саратником Монтана» это явное преувеличение.
Напрашивается вопрос, на который очень сложно ответить однозначно: не о монтанистах ли писал в приведенном нами отрывке Ириней Лионский? Но нам не известно ни одно подобное толкование слов Иринея среди его современников и более поздних исследователей. Если же рассмотреть характер языков, упомянутых автором, то очевидно, что он говорит именно о иностранных языках («разные языки»), а не о непонятной экстатической речи.
Позднейшие церковные писатели не упоминают о говорении на языках, как современном им явлении, а Златоуст, приступая к объяснению отдела о духовных дарованиях (12—14 гл.) в первом послании к Коринфянам, замечает: «все это место очень неясно; неясность же производит незнание и отсутствие фактов, некогда случавшихся, а теперь не встречающихся (oÙ ginomšnwn)». Следовательно, в его время харисмы, в том числе и дар языков, уже оскудели в Церкви [60].
Исследователь Эдельштейн Ю. М. приходит к выводу, что дар языков пребывал в Церкви недолго, «никакого теоретического обоснования его мы не знаем, бессмысленное экстатическое "языкоговорение" не очень одобрялось уже в ранней эпистолографии, в дальнейшем оно широко использовалось гностиками и монтанистами, эволюционировало в сторону оргиазма и магии, по существу слилось с языческой мантикой, поэтому церковные писатели (Евсевий Памфил и Иероним Стридонский) стали трактовать глоссолалию как одержимость злым духом» [61].
Однако, отрывки из сочинений против монтанистов, приведенные у Евсевия, тоже не говорят конкретно о глоссолалии, в них нет упоминания о том, что «дар языков» присутствовал в этой секте. Все что сказано в этих отрывках об экстазе можно легко применить к пророчествам, произнесенным на нормальном, даже не на иностранном языке, не говоря уже о бессмысленных звуках и «ангельских языках».
Вот какие слова мы находим у Евсевия Памфила (ок. 265 — ок. 340), который приводит выдержки из сочинений «защитников истины» против Монтана и его последователей.
«Недавно я был в Галатии, в Анкире, и застал местную Церковь почти оглохшей от этих новых, как они говорят, пророчеств… Новая ересь, вызвавшая раскол в Церкви, возникла вот почему. Есть в Мизии, на границе с Фригией, деревня Ардава. Говорят, что некий Монтан, из местных новообращенных (было это при Грате, проконсуле Асии), в безмерной страсти к первенству дал врагу войти в себя; одушевляемый им, придя внезапно в исступление, он начинал говорить нечто странное, пророчествуя вопреки обычаю Церкви, издавна и преемственно хранимому. Из тех, кому довелось в то время слушать его незаконные выкрики, одни возмущались, считая, что он одержим демоном, находится во власти духа заблуждения и приводит в смятение народ; его корили и не позволяли ему говорить, памятуя, что Господь учил различать духов и бдительно остерегаться появления лжепророков; другие, наоборот, словно гордясь и немало тщеславясь Духом Святым и пророческим даром, забыли о Господнем велении различать духов: они призвали этого духа безумия, льстивого, вводящего народ в заблуждение; прельщенные им, они сбились с правого пути до того, что их невозможно было заставить молчать.
Диавол, замыслив, вернее, злоумыслив гибель ему непослушных и не чтивших его по достоинству, тайком возбуждал и разжигал их мысль, уснувшую для истинной веры. Он взволновал двух женщин, исполнил их своего лживого духа, и они, подобно Монтану, стали говорить бессмысленно, неуместно и странно…
Лжепророк находится в мнимом исступлении, с которым связано дерзкое бесстрашие. Он начинает со своевольного бреда, который превращается, как мы сказали, в невольное безумие. … Они не смогут указать ни одного ветхозаветного или новозаветного пророка, который исполнялся бы Духа Божня таким образом; не смогут похвалиться ни Агавом, ни Иудой, ни Силой, ни дочерями Филиппа, ни Аммией из Филадельфии, ни Кодратом и вообще никем, кто был бы к ним близок» [62].
К сожалению, трактат Тертуллиана «Об экстазе», который мог бы пролить свет на поведение монтанистских пророков в состоянии исступления, до нас не дошел. Таким образом, заявления о том, что в среде монтанистов практиковалась глоссолалия аналогичная «дару языков» у современных харизматов, можно считать безосновательными, если не будут представлены убедительные доказательства [63].
Принято считать, что в трудах отцов Церкви: Кирилла Иерусалимского, Иоанна Златоуста (Толкования на послания Павла), Григория Богослова (Слово 41 на Пятидесятницу) оформляется первый взгляд на сущность глоссолалии, т.е. понимание ее как говорение на неизвестных языках, но, что еще более существенно, проводится смысловая связь между Пятидесятницей и вавилонским столпотворением [64]. Но так ли это на самом деле? Разрабатывают ли указанные авторы новое толкование этому явлению или наоборот, передают более древнюю традицию понимания этого дара? На это ответ будет дан позже.
Для того, чтобы проследить святоотеческую традицию понимания дара «иных языков» рассмотрим отрывки посвященные этому явлению из произведений богословов и отцов, живших в разное время.
Кирилл Иерусалимский (315-386). «Петр и Андрей – галилеяне говорят по-персидски и по-мидийски, Иоанн и прочие апостолы изъясняются на всяком языке с пришедшими от язычников. Дух Святой научает многим языкам вместе, каких вовсе не знали наученные Им» [65].
Григорий Богослов (329-390), слово 41-е на Пятидесятницу.
«Апостолы стали говорить на чужих языках, а не на родном, и, что особенно чудно, стали говорить не учившись. Это знамение для неверных, а не для верующих, и оно долженствовало послужить к обвинению неверных, как написано: иными языками и иными устами буду говорить народу сему, но и тогда не послушают Меня, говорит Господь [1Кор.14:21; Ис.28:11]. Каждый слышал же [Деян.2:6]. Остановись здесь не надолго и подумай, как разделить речь. Ибо в выражении есть обоюдность, устраняемая знаком препинания. Так ли слышали каждый на своем наречии, что, так сказать, глас исходил один, а слышны были многие гласы, по причине такого сотрясения в воздухе, или, яснее скажу, из одного гласа происходили многие? Или, остановившись на слове слышал, слова говорящих своими гласами, отнести должно к последующему, чтобы получился смысл: произносящих гласы, которые были свои для слушающих, а это значит, гласы иноязычные. С последним я более согласен, потому что первое было бы чудом, которое относилось бы больше к слушающим, нежели к говорящим, а последнее относится прямо к говорящим, которых и укоряют, что они пьяны, из чего видно, что по действию Духа сами они чудодействовали в произнесении гласов.
Правда, достохвально было и древнее разделение языков, когда строили столп злонамеренно и безбожно одноязычные (на что и ныне дерзают некоторые), ибо единомыслие, нарушенное различием языков, разрушило и предприятие. Но гораздо достохвальнее разделение, совершенное чудесно ныне, ибо, от единого Духа излившись на многих, опять возводится к единому согласию. И есть различие дарований, требующее нового дарования, чтобы уметь отличить превосходнейших из них, потому что все имеют нечто похвальное. Можно бы назвать прекрасным и то разделение, о котором говорит Давид: «Расстрой, Господи, и раздели языки их» [Пс.54:10]. За что же? За то, что возлюбили всякие гибельные речи, язык коварный (Пс.51:6). Почти явно обличает здесь Давид те языки, которые рассекают Божество. Но об этом довольно» [66].
Иоанн Златоуст (347-407) в беседе 29 на 1-е послание к Коринфянам, размышляя над стихом: «Не хочу оставить вас, братия, в неведении и о дарах духовных. Знаете, что когда вы были язычниками, то ходили к безгласным идолам так, как бы вели вас» [1Кор.12:1-2], пишет следующее. «Все это место весьма неясно; неясность происходит от неизвестности предметов и от оскудения событий, которые тогда были, а теперь не бывают. … Когда кто-нибудь принимал крещение, то внезапно начинал говорить на разных языках ... благодать давала некоторое чувственное доказательство действия (Духа): один вдруг начинал говорить на персидском, другой на римском, третий на индийском, а иной на каком-нибудь другом языке; для внешних (язычников) это служило свидетельством того, что в говорящем действует Дух Святый. Потому (апостол) и говорит: "но каждому дается проявление Духа на пользу", называя проявлением Духа дары Его. Как апостолы прежде всего получили это знамение, так и верующие получили тот же дар языков, и не только это, но и многое другое. … Впрочем, одни имели меньше даров, другие больше. Чаще всего был у них дар языков» [67].
В 35 беседе Иоанн Златоуст подробно разъясняет ситуацию сложившуюся в Коринфской Церкви. «Коринфяне много превозносились и считали его (дар языков) великим дарованием, - считали великим потому, что апостолы получили его прежде всего и с такой торжественностью. Но это не делало его превосходнее других. Почему апостолы получили его прежде всего? Потому что должны были ходить повсюду. Как во время столпотворения один язык разделился на многие, так тогда многие языки часто принадлежали одному человеку, и один и тот же говорил на персидском, на римском, на индийском и на многих других языках по внушению Духа. Такое дарование называлось даром языков, потому что (владевший им) мог говорить вместе на многих языках» [68].
Достойно замечания то, что не смотря на слова Златоуста о том, что дар в его время прекратился, литературные памятники сохранили для нас свидетельства, что этот дар иногда все же проявлялся в церкви. Очевидно, дар не прекратился совсем, а перестал быть массовым явлением. Например, авва Пимен мог наставлять иноземцев на языках, которым не учился [69]. Обладал этим даром и преподобный Ефрем Сирин (IV в.), он просил Василия Великого помолиться, чтобы Господь даровал ему способность говорить и писать по гречески. После хиротонии во дьякона, Господь даровал ему совершенное знание греческого языка [70]. Также некий отрок Арментарий, который говорил на иноземных языках, не учившись им, о чем поведал святитель Григорий Двоеслов в своих собеседованиях о жизни Италийских отцов [71]. В конце X века подвизался святой Андрей Юродивый (880-946). Его ученик и агиограф Епифаний свидетельствовал, что преподобный Андрей мог объяснить с помощью Духа Святого каждую книгу, на каком бы наречии она ни была написана [72].
У Блаженного Августина (354—430) мы находим такие строки: «Церковь тогда была в одном доме, когда приняли Святого Духа, была в числе не великом, а имела языки всего мира. И вот видно, что она образовала, Церковь малая, говорившая языками всех народов, не то ли означала, что ныне великая, повсюду от востока до запада говорит языками всех народов» [73].
И еще: «В ранние времена Святой Дух изливался на верующих, и они говорили на языках, которых не учили, ибо Дух давал им дар речи. Это были знаки, приуроченные к времени. Потому что подобало, чтобы являлся этот знак Святого Духа на всех языках, чтобы засвидетельствовать, что Господне Евангелие будет проповедано на всех языках и во всех концах земли. Это было сделано для знамения, и это миновало. Ожидаем ли мы теперь, чтобы те, на кого будут возложены руки, заговорили на языках? Или когда мы возлагали свою руку на этих детей, ожидал ли каждый из нас, что они начнут говорить на языках? И, увидев, что они не говорят на языках, оказался ли кто из нас так развращен в своем сердце, чтобы сказать: "Они не получили Святого Духа"?» [74].
В завершении обзора обратимся к более позднему автору, блаженному Феофилакту, архиепископу Болгарскому (+ 1107). «Те, которые в начале веровали и крестились, все получали Духа. Поелику же Он был невидим, то давалось внешнее доказательство Его сила; и получавшие Его или говорили на разных языках, или пророчествовали, или творили чудеса. У коринфян из-за сих дарований были мятежи: получавшие больше превозносились, получавшие меньше - завидовали им». «Дар языков у коринфян был в изобилии; им-то они более и превозносились, так как он первым дан апостолам и потому почитался важнейшим прочих» [75].
Итак, святотеческой традицией является понимание глоссолалии как говорения на незнакомых (иностранных) языках. Это понимание закреплено в церковном богослужении. В кондаке св. Пятидесятницы поем: «Егда снизшед языки слия, разделяше языки вышний: егда же огненные языки раздаяше, в соединение вся призва: и согласно славим Всесвятаго Духа». Перевод: «Когда сошел Всевышний и смешал языки, то этим Он разделил народы, когда же Он роздал огненные языки, то всех призвал к единству; и мы единогласно славим Всесвятаго Духа» [76].
Не смотря на то, что подавляющее большинство древних толкователей Священного Писания говорят о проявлении дара в виде иностранных языков, среди них однако не было единого мнения, как этот дар проявлялся. «Сами глоссолалы понимали ли то, что они говорили языками? По мнению Кирилла Александрийского и Феодорита, глоссолалы сами понимали свои слова. В средние века Николай Лира (N. Lyranus), a за ним Дионисий Картузианский думали, что говорящий языками значение слов, которые произносил, понимал, но не понимал смысла речи. Почти то же высказывает блаж. Августин, если замечает, что фараон, когда рассказывал свои сны о колосьях и коровах Иосифу, «говорил языками», а Иосиф, когда изъяснял эти сны, «пророчествовал». В противоположность этому Златоуст утверждает: «ум глоссолалов не знал того, что говорится», и для Амвросиаста «ясно, что душа наша (mens autem qui est animus) не ведает (того, что говорит), если говорит языком, которого она не знает, как обычно поют по-гречески латиняне, наслаждаясь звуком слов, однако, не зная, что говорят». Теперь обычно утверждают, что и слушатели не понимали глоссолала, и он не понимал сам себя. Между тем, едва ли это справедливо» [77].
Надо заметить, что православные авторы очень осторожно подходят к проблеме «дара языков», у поздних толкователей Посланий ап. Павла этот момент просто умалчивается (например у свт. Феофана Затворника) Напротив, повышенный интерес к глоссолалии наблюдается в Протестантизме, потому что в этом направлении сильны тенденции к буквальному восстановлению форм религиозной жизни и учреждений первоначальной христианской Церкви. В 1755г. в Лондоне вышла книга Миддльтона «О даре языков», и с тех пор разгорается дискуссия о глоссолалии, ведется спор со святоотеческой традицией ее понимания и получает оформление экстатическая теория, в которой акцент делается на особом состоянии, в котором находится говорящий «иными языками» и высказываются самые различные догадки о конкретном проявлении этого дара [78].
Как мы видим, во всех свидетельствах о даре языков прослеживается единое понимание этого дара в церкви, основанное на свидетельствах современников этого явления. Таким образом, мы не можем говорить о формировании представлений об этом явлении, а имеем дело с обычной передачей информации от одного поколения христиан к другому, со свойственными этому процессу небольшими искажениями.
