ачать данное повествование для меня достаточно сложно. На протяжении длительного времени я почти каждый день мысленно приступаю к его изложению, но всегда с разных событий и из разных временных точек. Иногда мне видится начало книги с первых дней первого курса – сентября 1997 года, в другой раз - с последних дней пятого. То мне хочется оттолкнуться даже от некоторых событий дореволюционной России, а иной раз взять за начало события из будущего, которые, по моему мнению, являются непременным следствием происходящих сейчас в стране и в РПЦ событий. Часто я мучительно пытаюсь выбрать какой-то определенный вариант из нескольких, которые присутствуют в сознании одновременно.
Подхожу к данному тексту со всей ответственностью, так как он может быть соблазном для многих, за что мне придется отвечать в день Суда. Но писать нужно, так как время идет, многое забывается. К величайшему сожалению из памяти уходят имена и фамилии героем моего повествования. А ведь пока память еще относительно крепка, нужно хоть немного заглянуть внутрь некоторых личностей, а также раскрыть фенотипы людей, которые были, есть и будут, но по-разному проявляют себя в зависимости от множества переменных, в частности, политической ситуации, развития тех или иных технологий, из-за чего бывает сложно распознать данные фенотипы именно сейчас.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение. Был ли расцвет Православия в 90-е годы XX века?
На пути к семинарии (начало мытарств)
Введение. Был ли расцвет Православия в 90-е годы XX века?
Иными словами, Иродиада всегда беснуется, но с определенной спецификой. Во времена святителя Иоанна Златоуста она воздвигала себе при жизни памятник из камня, а сейчас посредством информационных технологий. Сегодня такой памятник торчит из «каждого утюга», трубя о величии и прямо таки божественной сущности некоторых по своей сути ничтожных людишек, наряженных в эпатажные одежды. Кстати, Иродиада воздвигает себе сейчас памятники и из камня тоже. Да что там из камня – из железобетона. Как правило, такие памятники имеют золотые крыши.
Предыдущий абзац немного вспорол, казалось бы достаточно благостно начинаемый текст. Но, спешу отметить, что книга не будет молниеметательным обличением Системы, да и не будет её пропагандой. Я уже писал ранее очень критические замечания по поводу Системы. Александр Павлович Репетов (Царствия ему небесного) прямо спрашивал меня о том, зачем я это делаю. Я отвечал заранее заготовленным ответом: для того, чтобы показать, что всегда и во всех ситуациях можно оставаться христианином, а Церковь – это явление на бесконечное число порядков превышающее то, что мы часто видим в повседневной жизни. Искренне надеюсь, что начинаемая книга хоть кому-то поможет остаться в Православии, а может даже и прийти к нему. Ведь я не жалею ни об одном дне, проведенном в Тобольской духовной семинарии и даже в самой Системе. Пусть этот скромный труд будет своеобразной нитью Ариадны, которая может быть поможет кому-то выйти из темного и зловонного лабиринта.
Пожалуй, я начну свой рассказ так, каким вижу его именно сегодня. Начну с того, что серьезно отношусь к предсказаниям святых отцов, согласно которым перед последними временами обязательно должен быть расцвет Православия в России, но на очень короткое время. Я даже убежден в том, что так непременно и должно быть – незадолго до прихода антихриста, перед установлением мирового цифрового фашизма не может не быть расцвета Православия в России с его широчайшим распространением по всему Миру – последнего расцвета.
Некоторые думают, что такое возрождение Православия уже было, и это произошло в девяностых годах прошлого века, когда церкви в России дали свободу. Тогда стали открываться храмы, строиться новые, возрождаться духовные учебные заведения. Но другие считают, что под расцветом Церкви святые отцы понимали несколько другое, чем то, что мы переживали лет 25 назад. Ответить на вопрос о том, был ли уже последний расцвет Православия или он только впереди, я попытаюсь на страницах этой книги.
На пути к семинарии (начало мытарств)
В начале 90-х годов прошлого века множество людей осознали необходимость жизни с Богом и стали приходить в церковь. Сделать это было уже проще, чем в тех же 80-х годах, так как все запреты были сняты. Церковная организация получила тогда большой авторитет среди простых советских людей и во многом потому, что она была гонима со стороны государства, которое само было уже глубоко ненавидимо значительной частью населения.
С моей точки зрения, советские люди тогда были глубоко и очень искусно обмануты, а потому очень и очень многие презирали Советское государство искренне. Для пояснения этой мысли нужно сделать небольшое отступление.
Каждый тогда заботился исключительно о своей выгоде. По моим наблюдениям, подавляющая часть населения Советского Союза в то время мечтала исключительно о том, как бы получше устроиться в окружающей жизни, и надеялась, что горбачевская перестройка даст им такую возможность. Каждый думал, что вот сейчас, руководствуясь советами Адама Смита (тогда по центральному телевидению, по третьему каналу, стартовала многосерийная программа «Мир денег Адама Смита»… или по пятому?), он непременно разбогатеет в самое ближайшее время. Почти всякий советский человек в то время верил, что именно у него достаточно ума, трудолюбия и навыков разобраться в схемах и правилах ведения бизнеса, которые существовали на Западе уже сотни лет. И пропаганда в то время вещала отовсюду, что любой мало-мальски способный человек обязательно добьется успеха, как это и бывает на Западе. Стоит только открыть свое дело, которое будет приносить постоянный все увеличивающийся доход, а через какое-то время можно будет построить себе большой дом, купить несколько машин и т.д. Каждый был уверен, что именно он через каких-нибудь лет десять будет наслаждаться жизнью, проводя дни в кресле-качалке на своей вилле, находясь в тепле, светле, абсолютно ни в чём не нуждаясь потому, что не в чем больше нуждаться - всё есть, а его великая американская мечта реализована на российской земле. Но, это был обман. Лишь немногие понимали это, но их сил абсолютно не хватало, чтобы раскрыть правду сколько-нибудь значительному числу соотечественников.
Но большинство ведь должны были понимать, куда катится страна. Почти все изучали политэкономию, труды Маркса и Ленина. Помню, в любимом мною Петропавловском механическом техникуме, в одной из угловых аудиторий (кажется это была та, к которой можно было пройти, повернув в фойе за расписанием налево, а потом направившись в дальний правый угол коридора, туда, где сейчас кабинет бессменного директора) была полка во всю стену, уставленная полным собранием сочинений В.И. Ленина. Там были полки 80-х годов прошлого столетия, какие устраивали во всех учебных заведениях огромной страны.
Такие стеллажи собирались из советского ДСП, окрашенного под красное дерево. Ими облицовывали и начальственные кабинеты. Из них же, кстати, делали мебель – знаменитые советские «стенки», являвшиеся обязательным атрибутом почти каждого советского жилья. В последний раз такие полки и облицовку стен я видел в московском РАНХиГС в году 2010-ом. Эта отделка пахнет СССР, она им пропитана, прекрасно передает дух Великой империи. Отделка стандартизированная, совсем недорогая, но имеющая вкус. Она была одновременно и величественной и строго-спартанской, внушавшей уважение к людям труда, которые работали и учились в этих кабинетах и аудиториях. Надеюсь, эти советские панели не содрали в Москве эффективные менеджеры, заменив их на китайскую химию, хотя… надежны мало. Так вот, кто же вникал в эти сочинения? Да никто. Но, если бы читали со вниманием, то знали бы к чему неминуемо приведет слом социализма.
Выше я написал о трудолюбии, как о необходимом условии материального процветания. И об этом действительно твердили с экранов телевизоров, это слышалось из динамиков радиоточек (по всем трем программам), но все же большинство тогда и не рассчитывало на честный труд. Большинство надеялось на свою хитрость и способность подсуетиться, обставить соседа и выскочить в дамки. Лукавство наполняло воздух. Большая часть тогда еще советского общества всею душой желала обогащения, а потому люди и спешили поскорее избавиться от проклятого социализма с его уравниловкой и «несправедливым» распределением социально-экономических благ (справедливым такое распределение с точки зрения обывателя стало бы только тогда, когда все блага достались бы только ему одному), который был последним и единственным препятствием перед неотвратимо надвигающимся процветанием. Большинство если не хотело, то спокойно относилось к гибели Советского Союза. Очень быстро неприязнь к коммунистам превращалась в ненависть. Многие буквально хотели крови «проклятой» партийной номенклатуры.
На практике же обогащались лишь единицы (отдельные представители номенклатуры и прибрали своими лапами все народное достояние) и через некоторое время началось стремительное расслоение общества. Торговать на базар пошли лучшие люди. Катастрофа.
Да, советский человека был обманут, но во многом потому, что обманываться был рад. И, повторюсь, только единицы в начале 90-х понимали, что через десяток лет все это приведёт к установлению дикого капитализма, который только зарождался во времена моей юности.
Если стремиться удалить из человеческих сердец и сознания все духовное, то останется только мещанство и, как его обязательная часть, бесконечная тяга к разного рода барахлу. Как душа любого человека стремиться к бесконечности, так и тяга к барахлу постепенно становится бесконечной. Единственной ошибкой социалистов было гонение на веру в Бога, место которого в душах заняло барахло, а все остальное они делали в принципе правильно. Практически все! Если бы не отрицание Горнего мира, то до сих пор бы существовал мой Советский Союз.
Итак, тогда в 90-х годах прошлого века, самыми уважаемыми стали погонщики иномарок, стада которых прибывали с европейских шротов нескончаемым потоком; продавцы жевательных резинок; торговцы техническим спиртом «Рояль», который употреблялся даже за праздничным столом, да и не только за праздничным и чаще всего даже не за столом. Некоторым вообще несказанно везло тогда. Они брали кредиты в банках и строили себе коттеджи, а вскоре рубль обрушился, при этом задолженности в цифровом выражении оставались прежними и отдавать банкам приходилось сущие копейки. А если учесть то, что советское богатство начали растаскивать в круглосуточном режиме, то построить особняк тогда вообще не представляло никакого труда. Например, набор, необходимых для строительства коттеджа ЖБИ-изделий, можно было выторговать чуть ли не за ящик водки.
Я позже расскажу о трагической судьбе Завода имени Ленина в городе Петропавловск, о том как его грабили. Знаю людей, которые тащили из него все, что только можно было.
Пока только скажу, что Промысел Божий проявился и здесь. Через некоторое время, когда коттеджи уже были выстроены, запасы народного добра стали иссякать. Новую работу найти не удавалось, так как свои собственные рабочие места они своими же руками и разорили. Приходилось идти торговать на базар, а потом и продавать за гроши, заработанные «непосильным трудом» виллы. Очень быстро пришли настоящие грабители и вытрясли последние копейки из обывателя, который с таким усердием тащил в свои сусеки последний советский гвоздь.
В те годы установилась МОДА ходить в гонимую советской властью православную церковь. Но было и много людей которых в РПЦ позвал Сам Бог. Он положил им на сердце то, что существует истинная Церковь, в которой есть всё необходимое для спасения. И эти люди ощущали, что ничего нет на земле по настоящему ценного и достойного внимания, а человеческая душа не найдет свой дом нигде и ни в чем, ни в каком коттедже, кроме Царствия Небесного. Некоторым людям Бог дал понимание того, что по-настоящему ценным может быть только то, что имеет метафизическую природу и простирается в вечность. К одним из таких людей я, пожалуй, могу причислить и себя. Но, участие РПЦ в процессе моего рождения как христианина была очень и очень посредственным. Показали мне Христа протестанты. Если бы их не было тогда в Петропавловске, то думаю, в Церкви бы я не оказался.
Протестанты приходили в Механический техникум, в котором я тогда учился. Они рассказали о Евангелие. Именно оно поразило меня до самой глубины, до последнего атома моего существа. Я читал Евангелие и выписывал из него отдельные места, особенно поразившие меня, в специальный блокнотик, который сохранился у меня до сих пор.
Я делал это по вечерам в свете парафиновой свечи, так как начались продолжительные перебои с электричеством. Вот представьте: частный дом, зима, а потому рано стемнелось, света нет, только горит свечка, прилепленная горячим парафином к блюдцу или самодельному деревянному подсвечнику, выточенному на самодельном же токарном станке моим папой. Топится печка. Из звуков только шум ветра за окном, рамы которого сделаны из дерева лет тридцать до этого (окрашены десятки раз, конечно же в синий цвет), и гул пламени внутри кирпичной печи, от которой по дому постепенно расходится тепло, пробираясь в самые его отдаленные углы через трубы водяного отопления. У свечи за столом сижу я с протестантским Евангелием. На соседнем стуле кошка, свернувшаяся калачиком – это хозяйка дома четырехцветная Анюта, которая сменила с нами не один дом. Её редкое мурлыкание иногда долетает до сознания во время чтения.
Когда разваливали Советский Союз, я был еще ребенком и не понимал, что происходит вокруг. Я закончил девятый класс в петропавловской школе № 12 в 1993 году. Тогда я был свидетелем деградации всего народного хозяйства, возрастающей безработицы. Люди занимались заготовкой продовольствия на случай голода. Например, папа делал из металлических листов, чтобы их не смогли прогрызть мыши, специальные сундуки для крупы. Мы купили китайскую керосиновую лампу, на которой можно было готовить пищу, и она имела слюдяное окошко для освещения помещения.
Но я тогда не осознавал весь трагизм происходящего, который заключался в уничтожении на моих глазах величайшей Империи планеты. Да, именно так - величайшей. За прошедшие семинарские и последующие годы, я утвердился в мысли о том, что в целом Советский Союз, по крайне мере до конца 70-х годов прошлого века (когда в силах еще были фронтовики), был наиболее справедливым государством Мира за всю его историю.
При таких моих заявлениях у «православных» часто начинают гневно трястись бороды, у всяких матушек в припадке ярости страшно вытаращиваться глаза. Но я готов спросить каждого из них: «Ну а как вам сейчас без треклятых коммунистов и социалистов, как живете вы и ваши близкие, какие имеете фактические права?». В своих записках я изложу еще множество и других «крамольных» мыслей. Например, в последние десятилетия я пришел к выводу, что российский государственный строй в преддверии Революции 1917 года по основным параметрам, в частности по уровню человечности и справедливости, далеко уступал Советскому Союзу.
Здесь я оставляю за скобками Царя-мученика и его деятельность. Императора Николая II я, безусловно, почитаю и считаю его святым со всем царственным семейством, ведь система была построена до него и утверждалась на протяжении ни одной сотни лет. Император Николай II сам был заложником глубоко несправедливого общества, в котором человеческая жизнь не стоило ничего, людьми считались только дворяне, различные князья, кое-какие купцы и, конечно, многочисленные священнослужители (и среди последних было глубокое разделение на касты). Все они целиком существовали за счет народа. Не говорю сейчас о том, что давали людям очень немногочисленные священнослужители, подобные Иоанну Кронштадтскому. Но кроме таких как он все мною перечисленные не давали народу ничего, они не занимались созидательным трудом, а были паразитами на теле русских людей. И Российская православная церковь обслуживала их интересы.
Повторюсь, были среди тех священнослужителей и молитвенники, ради трудов которых и держалось на плаву российское государство. И даже один из таких молитвенников мог оправдать существование тысяч священнослужителей разных категорий. Один феномен Серафима Саровского предавал смысл существованию Российской православной церкви на протяжении целых веков. Таким образом, революции начала прошлого века не могло не быть, о чем, кстати, предупреждали многие высокодуховные люди задолго до начала IХХ столетия.
Позже, уже будучи студентом Тобольской духовной семинарии (далее ТДС), я получил большую милость от Бога. Вернее сказать, эта милость сопровождала меня всю мою жизнь. Я меня всегда было очень слабым здоровье. Все болезненные процессы в организме многократно обострились в условиях Тобольска. При Екатерине ведь знали, где строить тюрьмы, чтобы арестант гарантированно через пару лет распрощался с жизнью. Большую часть года климат в Тобольске ужасен. Поэтому я с первого курса очень большую часть времени стал проводить в медицинском изоляторе (я только сегодня задумался над тем, что все, включая священноначалие, именовали его медизолятором, не медицинской частью, не на худой конец лазаретом, а изолятором, пусть и как бы медицинским), существовавшем при семинарии. Не знаю, есть ли он сейчас. Но тогда был, и милость Божия заключалась в том, что в одной палате там могли пару недель лежать семинаристы с разных курсов (в самой большой палате было 8 коек, еще была палата на 4 койки и VIP-палата для преподавателей, в которой было 2 койки. В последней, бывало, леживал сам Инквизитор! Но о тов. Инквизиторе попозже). Таким образом, учась на первом курсе, я мог общаться со старшекурсниками, что было ценно по причинам, указанным ниже.
Кстати на фотографии я именно в VIP-палате – это было первое полугодие первого курса.
Уже в сентябре 1997 года я столкнулся с одной такой странноватой особенностью ТДС. Она заключалась в том, что общение между студентами разных курсов, мягко говоря, не поощрялось. Тогда мы стали часто захаживать в четырехэтажку к семинаристам четвертого курса, которых традиционно селили на втором этаже этого здания (в другом крыле второго этажа был медизолятор, третий этаж весь был приспособлен под регентское отделение, на четвертом этаже селили второй курс семинарии). Считалось, что на втором этаже четырехэтажки более комфортные условия проживания, которые четвертокурсникам уже можно. Сходили мы так раза два или три в гости к Правдивцеву (фамилия человека изменена, так как ему еще жить) и Саше Чинилину. Но после этого Правдивцев нам на крыльце четырехэтажки сообщил, что больше к ним в гости ходить не нужно, так как это не поощряется, а в данном конкретном случае против высказался сам Инквизитор (личные данные также пока не привожу, речь идет о тогдашнем его преосвященстве инспекторе Тобольской духовной семинарии), больше мы к ним не ходили. Таким образом, медизолятор стал одним из немногих мест, где было возможно общение между курсами – своеобразный рассадник инакомыслия и крамолы.
И вот в рамках нашего повествования настало время крамолы. Но, прежде нужно отметить, что когда я поступил на первый курс, в семинарии был учреждён 5 курс. В частности, в 1997 году на пятый курс перешли Никон (Щербаков), Валерий Коченев (ныне покойный), Коля Дмитриев (о нем одном можно книгу писать, как и о всей их семье…), Олег Голубитских и другие. Так вот, уже в сентябре я первый раз попал дней на пять в изолятор и потом лежал в нем почти каждый месяц по недели и более. Где-то поздней осенью-зимой при очередном заболевании со мною в большой палате лежал воспитанник целого четвертого курса Петенькин (и эта фамилия изменена, он ещё наверняка жив) (с меньшей вероятностью, он был на третьем курсе, но не младше). Это был удивительно светлый человек со здоровым сбалансированным внутренним миром – это я могу засвидетельствовать. Таких людей я видел сразу, так как не первый день жил уже тогда на Земле и в людях немного разбирался.
Нужно сказать, что я пришёл в семинарию после советского техникума, имея за спиной определенный жизненный опыт, которого, кстати, некоторые мои сверстники не набрались до сих пор (я тут не хвастаюсь, я правда врагу не пожелаю видеть то, чего насмотрелся в жизни к этому времени), со своим мнением по многим вопросам, включая реалии церковной жизни.
Помню один случай. Простите, что постоянно отвлекаюсь от основной канвы, но может быть эти отвлечения и будут одним из достоинств моего повествования. В середине первого курса, где-то после Рождества было уже известно, что предстоящим летом ТДС посетит Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II. Я тогда очень много читал, не брезговал нецерковными новостями. Уж и не помню, где я брал эти новости для чтения. Я еще и плеер с радио купил на зимних каникулах и привез его в ТДС, тайком конечно. Ведь реакция начальства на сатанину-деталь могла быть какой-угодно вплоть до отчисления радиста (слушателя радио). Так вот я эту деталь слушал… Кстати, за это действительно отчисляли. Но, не суть. Я тогда знал, сколько стоит МИГ 31 (или СУ 27). И вот на вечерних занятиях, на которых с 17 до 20 часов каждый день присутствовала вся группа, я читаю в газетке о подготовке тюменских высших чиновников к встрече Патриарха. Там была написана и сумма денег, которые на это предполагалось выделить. И эта сума была в два раза больше, чем стоимость одного МИГ 31. А я возьми и выскажись по этому поводу вслух перед всей группой, что мол, а может Родине полезнее будет купить на эти деньги два вышеуказанных истребителя? Кааааак меня запшикали тогда одноклассники (в семинарии курсы называются классами)! Хорошо, что семинаристам нельзя было бороды носить, и я получил только выпученные гневные глаза, а если бы еще и сотрясающиеся бороды, то… не знаю, с ума бы сошел, наверное. Тогда все обошлось. Но братья стали на меня коситься. Да они косились на меня еще с абитуры, даже еще с петропавловского прихода.
Так вот о крамоле. В медизоляторе Петенькин как-то вечером во время беседы произнес следующее. Это не цитата, но я постараюсь передать его слова максимально точно. Он сказал тогда, что доучившись до своего курса, начал понимать события, сопровождавшие революцию, в частности, почему «жгли, стреляли и кололи их всех» (он имел в виду духовенство). При этом он выражал мысль о том, что причиной этого была бездуховность и даже бесчеловечность значительной части тогдашних клириков. «Было за что людям их ненавидеть», - подытожил он. Говорил он это от сердца, но без злости, даже с глубокой скорбью. По сути это исходило из уст ребенка, ведь по сколько лет нам тогда было? Вот Петенькину, думаю, было, наверное, около двадцати, может быть чуть больше. Но это же ещё совсем неопытный дитя, но у которого есть разум и еще жива совесть.
Я разделяю точку зрения тех лиц, которые считают, что разум ребенка ничем не уступает взрослому, только у последнего гораздо больше запас знаний и опыта. А вот сам разум у ребенка, его гибкость, проницательность, пожалуй, часто бывают выше, чем у многих и многих взрослых людей.
Тогда слова Петенькина произвели на меня очень глубокое впечатление. Но это окончательно выбило меня из рамок неофитства. Стало ясно, что многое, на что я раньше закрывал глаза и от чего попросту отмахивался по принципу «может показалось» существует объективно и требует как минимум осмысления.
В моих записках будет еще много такого крамольного и неудобного. Это только мизерная часть, а потому гомеопатическая. Но при этом нужно констатировать тот факт, что я всегда ощущал промысел Божий, я его почти осязал. Иногда это бывало почти физическим ощущением, которого не передать словами, а тем более на бумаге. Именно поэтому, придя в 1995 году в Церковь, я так Её и не покинул.
Так это я к чему применительно к данному разделу? А вот к чему. После слов Петенькина я окончательно понял, что общение между курсами сознательно пресекалось, чтобы старшие курсы имели минимум возможностей рассказать младшим о том, после чего человек босиком из семинарии в мороз убегать будет… как однажды, кстати, и было.
Тогда в 90-х годах прошлого века Свет Православия был очень хорошо виден, он ощущался сердцами немалого количества людей. Годами десятью раньше любой человек, ставший на путь веры, был бы вскоре распознан и подвергся бы изощренной обработке со стороны государства. Не буду описывать все опасности, с которыми мог встретиться верующий человек в советском обществе. Об этом написаны тысячи книг. Но, был в этом и один неоспоримый плюс: в Церкви оставались лишь истинно верующие. Хотя, последнее скорее касается только прихожан, рядовых верующих.
И сейчас Свет Христов есть в этих златоглавых каменных глыбах, но Он действует там как подпольщик, как деверсант! появляясь только иногда, молниеносно, рядом с нищими и убогими, и тут же растворяясь без следа, пока архебишоп или благочинный его не запеленговал и не швырнул каким-нибудь позолоченным кадилом.
Летом 1997 года ситуация сложилась так, что я рисковал не успеть подать документы для поступления в ТДС. Касательно причин такого положения я могу быть неточным. Насколько помню, все документы я должен был привести в семинарию до 10 августа или даже до 20. После этого должна была осуществиться процедура зачисления, если конечно я прошел бы по конкурсу. Таким образом, в первой половине августа я ещё никуда особенно и не торопился.
Лето 1997 года было очень даже неплохим. В июне я получил диплом Северо-Казахстанского политехнического колледжа (Механический техникум - так мне нравится гораздо больше, как я уже и упоминал). До красного диплома мне не хватило 0,15 %, но никто не стал натягивать мне оценки. Хотя был в нашей группе человек, которому не хватало до красного диплома гораздо больше, но его отец был в хороших отношениях с директором колледжа Мерком А.А. Так вот этому учащемуся некоторые оценки исправили, кажется методом пересдачи экзаменов по некоторым предметам за прошлые курсы. Возможно, какие-то оценки без пересдачи исправили - не буду утверждать последнее. В итоге у него вышел ярко красный диплом. Именно такой диплом нужен был для какого-то льготного поступления в российские ВУЗы. Данный товарищ поехал в Омск и конечно же поступил там на какую-то техническую специальность.
Но я не осуждаю ни его самого, ни его отца. Неужели бы я не “рыл землю” ради своих сыновей? Хотя и тогда Бог проявил свою справедливость. На защите товарищ выглядел чрезвычайно бледно. Максимум на тройку он защитился, но комиссия поставила ему пятерку. Члены комиссии - это были ещё коренные петропавловцы, честные советские труженики, на которых держался этот город трудовой славы. Потому кто-то из членов комиссии в самом конце, говоря напутственное слово, отмети, что защита товарища была… мягко говоря, слабой (там были более жесткие выражения), но пятерку они поставить были вынуждены. При этом были отмечены как отличные защиты Шарова, конечно же Андрюхи Косованова (тот еще мегаэлектронщик, про него одного я бы написал целую главу), мою и вроде бы Юры Кабанцова (не могли его не отметить – он был уже тогда отличным специалистом касательно радиотехники и смежных дисциплин).
Тогда, на защите я был в духе. В ответном поздравительном слове в адрес дипломной комиссии сказал, что бесконечно рад знать этих людей, что я не забуду их никогда (да и все мы), что мне лично будет всегда очень грустно, что “мы больше не сможем посещать занятия, которые проводите вы”! И мне до сих пор действительно грустно. Потом в коридоре одна из членов комиссии очень благодарила меня за такие теплые слова.
Позволю себе ещё пару абзацев написать о последних днях моей учебы в техникуме. Уж очень дороги мне эти времена. Тогда дух социалистического строительства, равенства и справедливости ещё не выветрился. По крайней мере в среде простых тружеников, в частности преподавателей, которые уже десятками уезжали в Россию. А новый дух наживы, неравенства, вопиющей несправедливости и глумления над человеком труда еще не утвердился. Людям тогда, таким молодым, каким в частности был я, впереди виделись только самые светлые перспективы, дух перемен к лучшему витал в воздухе. Кто бы знал, в какую вонь этот дух превратится через считанные годы...
В техникуме были живые люди, там, в целом, было тепло, можно было запросто общаться со всем ними казалось бы на любую тему. Там витал дух молодежных строительных отрядов, которые строили БАМ, осваивали Север. Этот дух еще был жив… В учащихся еще была готовность на любую бескорыстную помощь ближнему, готовность оказать её в любое время суток. Это была простая русская молодежь, которую я бесконечно люблю – это представители 90 процентов советского общества. Это столяры, плотники, сварщики, механики, штукатуры. Многие из них были на несколько порядков талантливее и образование тех, которые сейчас стоят у руля постсоветского пространства. Это была атмосфера «Техники молодежи» и «Моделиста конструктора», которая рождало бесконечное творчество простых людей: чуть ли не в каждом дворе люди строили из разного почти хлама вездеходы, трициклы, квадроциклы, даже суда на воздушной подушке. Было бесчисленное количество радиокружков. Такое общество невозможно было остановить…
Мир технарей вообще неповторим, еще более неповторим и очень трудно передаваем мир советских технарей, среди которых я и вырос. В нем есть свой шарм, его есть за что любить. Это особая, чрезвычайно сложная субкультура, которая простиралась на территорию всего СССР. Без ориентации в ней невозможно понять советского человека и социалистический строй как таковые. Её, кстати, понимает и чувствует Максим Калашников.
Бог очень любит таких людей, так как им был почти незнаком такой порок как гордость и самомнение. Именно этого не было в них, а значит, в них не могли развиваться 99 % любых других грехов и страстей. Какая бесконечная пропасть пролегает между среднестатистическим советским человеком и нынешним депутатом, так называемых бизнесменов, судьей (конечно речь идет об отдельных представителях сообществ, которые невозможно идентифицировать как социальные группы; кроме того - это мое субъективное оценочное мнение) – перечислять можно долго… И нет уже этого технического дух советского человека, а значит у страны нет будущего.
Казалось бы, эта книга о ТДС, а мне все время хочется писать о Техникуме. ТДС представляла собою полную противоположность – дух разобщения, зажатости, забитости. От семинарского общества веяло холодом. По моему мнению, маргинализация церковной среды после кратчайшего периода расцвета началась уже в середине 90-х годов. Сразу после того, как путем колоссальных усилий в ожесточенных боях священноначалию таки удалось выбить из храмов интеллигенцию. Сейчас процесс маргинализации принял катастрофический характер. Плато последнего десятилетия стремительно обваливается, последний пил по суку, на котором они и сидят (менеджеры РПЦ МП), был произведен в районе Кураева отца Андрея, в лице которого была окончательно заклеймена интеллигенция как таковая.
Только сегодня (Лазарева Суббота 2021 года) с утра я был за литургией. Очень тяжелое впечатление. По крайней мере, тот приход, который посещаю я (по моему сугубо оценочному суждению), уже превратился в секту. В алтаре и на клиросе неприветливые взгляды, если конечно этих взглядов еще и удостоишься. Ни одной улыбки, каменные (как будто под действием едрёных нейролептиков) лица. Самомнение и важность нет-нет, да просачивается в жестах, словах. За последние десятилетия приходы превратились в замкнутые группы, состоящие из людей, обладающих достаточно низкими интеллектуальными и нравственными качествами. Эти группы навсегда законсервированы, они получили своё место хамством, грубостью, фанатизмом. Для адекватного, искренне ищущего Бога человека такое общество – пытка. Некоторые терпят годами. На их главах уже венцы, ниспосланные Царем Небесным, за одно только понуждение себя ходить в храм и соприкасаться с этим обществом.
Разогнать бы их всех на корнеплод! Можно и без пономарей служить, только побольше гвоздей набить в алтаре. MP3 споет вам все, что захотите и сколько захотите. Всё равно партесное пение как бы не совсем канонично. В результате, может быть, в храмы будет заходить иногда молодежь.
Сегодня в алтаре опять была битва за кагор и за просфоры. Я пришел и ничтоже сумняся прихватил служебную Богородичную. Потом, было целое расследование касательно того, куда она исчезла. Оказывается она предназначалась какой-то персоне. Агалахамян (или как там Вас?)! – это я украл просфору. Вам следовало бы её сразу поместить в сейф, а не оставлять на столе. Ниже привожу фотографию своего трофея.
Такая ситуация касательно церковного контингента - не случайность. Их подбирали специально, делали это тщательно. Все это является частью хорошо проработанного плана, который я обязательно раскрою.
Да… после сегодняшней службы остался устойчивый привкус сюрреализма. Только представьте себе: идет женщина к Чаше, а на лице у неё маска… Ну и что вроде бы? Какая-то (хотя и небольшая) часть прихожан в намордниках. Так маска не простая: на её широкоформатном белом поле красуется изображение кошачьего рыла с огромными усами, исполненное яркой красной краской. И так вот она, скрестив на груди, как и положено (правую на левую!) ручки, все ближе и ближе подбирается к амвону. Я отвернулся, а потому не знаю, чем дело окончилось.
Ну, да ладно, не будем о них дальше. Легкий ветерок истории скоро подметет все это дело. Вернемся лучше к Техникуму. Еще пару слов о нем, а потом приступим непосредственно к яростной дороге.
Так вот, красный диплом мне тогда оказался не положенным. Честно скажу, что мне было абсолютно все равно то, какой диплом мне дадут и с какими оценками. Ведь я носимый благодатью Божией жаждал только одного - служить Церкви, а ближайшей моей задачей было поступление в ТДС. Но и синий диплом мне ещё нужно было постараться получить. Итак, в каких-то числах июня в торжественной обстановке А.А. Мерк всем вручал дипломы. В каком помещении это было, уже не помню, но не в актовом зале на втором этаже. Помню, что была прекрасная летняя погода. Это был очень солнечный день.
Так вот вручает А.А. Мерк моим одногрупникам дипломы. Сначала красные, конечно. Потом синие. Вручил уже большей части группы, а меня никак не называют. “Наверное по алфавиту – вот-вот услышу свою фамилию”, - думаю я. Но вроде бы и нет, ведь получили и те, у которых фамилия после моей по списку. “Ну, - думаю, - прямо вот сейчас…!” И тут А.А. Мерк завершает выдачу дипломов нашей группе, а меня так и не назвали. Некоторый шок.
Побежал я в здание общежития, что за рестораном, где и выписывали дипломы, там он и был обнаружен. До сих пор не понимаю, как он не попал в стопку вместе с остальными. Отдали его мне тетки, которые там всем заправляли и на этом мой Механический техникум окончился.
Потом мы с группой ездили на несколько дней на природу, праздновать окончание техникума. Поехали не все. Касованов уехал раньше, через сутки. У этого неутомимого человека было очень много дел, так что он даже презрел наше общество. Но перед этим он поучаствовал в ремонте моего (то есть папиного) Запорожца, у которого в районе стартера набилась деревенская грязь, что привело к КЗ. Именно Андрюха залазил в импровизированную смотровую яму (это была тракторная колея) под Запорожец и искал причину поломки.
Однако же возвратимся поближе к поступлению в ТДС. Итак, я отдыхал, готовился к поступлению в семинарию (о процессе подготовки я еще расскажу), все шло хорошо и даже размеренно. И вдруг начался жуткий цейтнот. Как мне помнится, вдруг выяснилось, что документы в ТДС нужно подать до 1 августа и, конечно, это все открылось в конце июля, хотя, как я упоминал, предполагалось, что документы можно привезти позже. Это один из частных случаев манеры вести церковные дела, когда вдруг кто-то на верху волевым решением ломает об колено все правила и оказывается, что по новым правилам все должны были жить с позавчерашнего дня. И такое ломание всегда происходит в соответствии с божественным мандатом, которым обладает как минимум благочинный (иногда и рядовой поп, но несравненно реже). Вроде в этот раз прот. Сергий Снопков чего-то недопонял, а потом вдруг объявил, что вот надо срочно ехать позавчера.
И вот тут мы с папай и мамой забегали. Мне нужно было во что бы то ни стало учить дальше, но у меня не было красного диплома, ведь мой папа не охотился с А.А. Мерком, ему было не до того, он много и тяжело работал всю жизнь (это, кстати, отдельная повествование о людях той эпохи), работал честно, никому не льстил, просто молчал и работал, работал и еще раз работал. Он всю жизнь считал, что от такой тяжелой работы он доживет максимум до шестидесяти лет и умрет… И это говорил человек, обладавший беспрецедентными здоровьем и физической силой. У него не было никогда, ни в одной больнице ни одной карточки… но об этом тоже потом.
Итак, поступать куда-то было нужно, иначе перспектив никаких - так рассуждали мои родители. Для меня же служение Богу, Людям, Церкви было единственным смыслом всего существования. Уж точно я не бегал от армии, хотя это и было в Казахстане. К армии я, обладающий целым букетом хронических заболеваний, как нестранно считал себя готовым. Меня к ней готовили многие люди, в частности, Асхат (дай Бог ему здоровья, верю, что к Всевышнему он гораздо ближе многих епископов) - сэнсей. Наверное у него уже не менее девятого дана. Он говорил: “Ваня, тебе с твоей внешностью в армию в Казахстане нужно идти как минимум с черным поясом”.
Мама воцерковилась уже после того как я поступил в ТДС, а тогда меня нужно было куда-то пристроить, иначе без преувеличения гибель.
Итак оказалось, что в семинарию нужно было приехать позавчера. Мама отпросилась с работы, приехала, рассказала мне, что нужно срочно ехать в Тобольск и отправила меня на вокзал покупать билет, который и был мною приобретен на вечер этого же дня на поезд из Омска – никаких других вариантов не было.
То утро было очень странным. Мама разбудила меня всего после пары часов сна. Перед этим мы всю ночь зажигали по Петропавловску. Сколько выпили… можно только догадываться. Я уже в то время начал отходить от неофитства – быстро почувствовал (еще даже не сформулировал в сознании, не проговорил мысленно), что попал в систему, в которой я только потенциальный наёмник, галочка в епархиальном отчете, а мои душевные порывы и внутренний мир стоят гораздо меньше голубиного помета, производимого пернатыми, проживающими на колокольне собора св. Петра и Павла (кстати, они еще живут там?). И к тому времени я уже реже стал ходить в храм, опять стал время от времени приобретать петропавловский самопал у бабок в Черемушках… В общем в то утро я очнулся в женской общаге пединститута. Девки нас с Амиржаном растолкали часов в 6 утра и говорят, что, мол, может быть шмон в хате, потому пора валить. Спускались мы со второго этажа посредством связанных простыней и пододеяльников. Без страховки. Но она была и не нужно. Я был тогда в отличной физической форме и даже в состоянии крайней карусельности в голове спустился на одних руках. Вроде и Амиржан спустился, а не просто выпал из окна. И вот я в седьмом часу утра приполз на Аист, чтобы дождаться автобуса до Кишлака. Эти названия вам ничего не говорят? Неудивительно, но в двух словах смысл этих терминов не раскрыть. Пропустим пока.
Хочу сказать, что, взирая на Бога, я тогда держал себя в руках. Я ДАЖЕ ПОСЛЕ ПЕРВОГО КУРСА на следующее лето на свадьбе у Амиржана не выпил ни одного грамма спиртного – от слова вообще... только много танцевал – любил я это дело.
Так вот, только я прилег поспать, как приходит мама и будит меня, говорит, что пора в ТДС!
Итак, билет был на руках от Омска. Но, до Омска-то ещё нужно было как-то добраться. Стали решать проблему. У нас был только запорожец, который мог не доехать даже до Соколовки. Отвезти меня в Омск согласился Артем Олегович Попцов - мой дружище по техникуму, прямо с первого курса. Ниже на фотографии и он и папин Запорожец, и Амиржан.
Отец Артема был прекраснейшим человеком, он без всяких лишних вопросов разрешил поехать на их шестерке синего цвета (Тема её очень любил, он на этом автомобиле пол города девок перекатал; они всегда проявляли к нему повышенный интерес, можно сказать, аномальный).
Однако у шестерки был дефект. Не работал генератор. Но сегодня я уже подустал. Продолжение следует.
Но нужно сделать «душеспасительное назидание» в конце… А… Вот: побольше юмора в церковной жизни. Чувствуете, что все идет совсем как-то не так на службе - идите в ризницу, просфорную или просто в церковный туалет, или в какое еще укромное место. Нахлобучьте там стаканчик (только умоляю вас, не используйте самопал) чего-нибудь и возвращайтесь на службу (ангелы вам скорее всего стопочку не принесут – это вы должны сделать сами). Уверяю вас, что сие деяние будет меньшим грехом, чем лютая ненависть, которую вы будете испытывать ко всем окружающим (вплоть до желания заушить кого-нибудь) или беспросветное уныние и желание последовать совету Короля и шута (или одного из них – там где про скалу), стоя в храме трезвым. А еще вы начнете излучать довольство бытием, которое неминуемо будет передаваться окружающим, будете даже улыбаться. Только не говорите никому, что этого вы добились посредством фарм-хим средств. Пусть люди думают, что это на вас снизошла немного благодать. А если на такую сволочь как вы сошла, то на них уж точно прямо сейчас обрушится.
Итак, генератор не совсем подходил. Но, папа не увидел в этом большой проблемы. Было еще дообеденное время, поехали на нашей «сороковке» на базар за генератором. Да, это был тот самый петропавловский Колхозный рынок, о котором одном можно написать как минимум одну увесистую книгу. Продавцы там располагались рядами, выкладывая у своих ног тысячи разнообразных предметов. Там было всё, что только душе угодно – весь ассортимент ширпотреба и вообще всего: огромные столы с аудиокассетами с записью самой популярной на тот момент попсы, сами магнитофоны, обувь, любая бытовая техника, предметы личной гигиены, охотничьи патроны, невообразимое количество шмоток и, конечно же, запчасти к любой технике, хоть для танка (да, отдельные элементы я там видел, например, танковые радиостанции, прицельные устройства…).
Значительную часть этого барахла составляли инструменты и комплектующие к различному оборудованию с уже разграбленных к тому времени знаменитых заводов и фабрик Петропавловска. В частности, таких гигантов как Ленина, Куйбышева, Калинина и т.д. Ведь Петропавловск был индустриальным городом, городом слесарей, токарей и сварщиков. Это созидатели. Любой человек, который берет две вещи и создает из них что-то новое в какой-то мере творец. А образ Бога заключается и в способности, нет… необходимости творить! И реализация этой перманентной потребности, пусть и у токарного станка, возвышает человека. Такой человек несмотря ни на какую идеологию внутренне растет. Во время творчества даже самый неверующий в Бога человек получает от Него живительные силы, которые и есть благодать. Такой человека никогда не опустится до самого дна, конечно, до тех пор, пока будет продолжать творить. В этом смысле г. Петропавловск был на передовой всей человеческой цивилизации.
В общем, чтобы отдаленно представить себе «Колхозный рынок», вообразите, что продавцы с «Авито» пришли в одно место и выложили на асфальте, предварительно застеленном всякими тряпками, свое барахло и стоят там весь день в надежде поймать покупателя, который в изобилии шатается тут же между ними. Конечно, там были любые автомобильные запчасти.
К нашему удивлению генератора на «шестерку» на всем базаре не нашлось. Почему не обратились тогда за генератором в автомагазин? Точно не помню, да их тогда и не было почти – пара штук на весь город, но скорее всего из-за того, что нужно было съездить один раз, а значит можно и б/у, к тому же было недостаточно денег, их хватало только на старый генератор.
Так вот, после стихийного консилиума с местными менеджерами (сбежались все торговцы) решили приобрести генератор от «Москвича 412». Крепление подходило, но вот механизм натяжения был принципиально иным, чем у ВАЗа.
Папа – это точка концентрации феномена русского человека, который заключается в абсолютной непобедимости и способности разрешить любую самую сложную задачу, в частности в области техники. Русский труженик видит всякую проблему с главного ракурса – нужно сделать так, чтобы работало и не важно как. Такая смекалка приходит в результате долгих тренировок. Папа тяжело работал в селе с 14 лет. И вот представьте себе, идет уборка (да как вы её щас сможете представить…). Во время уборки люди работали сутками в прямом смысле слова, даже ночью. Так как хлеб и другие культуры нужно убрать пока не начались дожди – это пара-тройка недель изматывающей тяжелейшей работы по 18 часов в сутки. И спали в поле и ели в поле. Все для народа, все для страны! И тут вдруг комбайн встает. Что-то где-то отвалилось, переломилось, прохудилось. А дорога каждая минута. И вот в такие моменты без мобилизации всего своего существа на запуск суперкомпьютера в голове не обойтись, так как решить возникшие проблемы нужно уже пять минут назад. В таких ситуациях после пары уборочных компаний для сельского труженика совершить техническое чудо с помощью подручных средств становилось, как для Мюнхгаузена осуществить ежедневный подвиг. Такие решения в СССР встречались миллионами. Их отличительная черта – крайняя простота и минимум средств и сил, требуемых для воплощения идеи. Во время уборочной в головах этих людей образовывались миллиарды новый нейронных связей, и в последствии можно было так до конца жизни и не узнать, и не услышать нигде такие термины как «Болезнь Альцгеймера» или «Деменция».
Так вот, папа установил генератор на штатное место, а потом между генератором и блоком цилиндров для натяжения приводного ремня просто вбил деревянный клин. Все! Пять минут и машина была полностью в рабочем состоянии. После чего мы втроем: я, Тема и папа поехали в горд-герой Омск.
Дорогу в Омск уже не помню, была жара, все прошло в каком-то тумане. Никаких навигаторов тогда не было, не было даже сотовых телефонов, даже бумажной карты Омска у нас не было, естественно, что мы заплутали в незнакомом городе и опоздали на поезд.
Здесь мне хочется отметить, что вопрос обращения за помощью в поездке в Тобольск к петропавловскому благочинному даже не поднимался. Лично у меня к нему уже тогда никакого доверия не было. Хотя он ко мне относился в целом неплохо, но ведь русский человек всегда следит за тем, как оппонент относится к другим людям и на этой основе делает соответствующие выводы. Совесть русского человека не терпит дурного отношения к другим людям. И даже не потому, что есть опасность получить такое же отношение к себе самому, а потому, что это неправильно само по себе – это противоречит божией правде. Было несколько случаев, когда отношение благочинного к другим людям словно ржавым ножом резало мою душу, но об этом позже… Спросите: а что мог сделать благочинный? А вот он мог бы позвонить в Тобольск и узнать, что (как потом и оказалось) спешить и рвать подошвы совсем было и не нужно. У нас дома, кстати, проводной телефон появился не ранее 2000 года! С работы маме было позвонить затруднительно, да и куда звонить то? Где взять номер? Об Интернете тогда мы даже и знать не знали – не было его тогда. В Москве только, наверное, он уже развивался. А вот у благочинного все контакты были. Брат во Христе, если бы таким был благочинный, отправил бы меня на такси в Омск или как-то иначе помог бы мне добраться до ТДС., но только не в этом случае. Благочинный заступил на свою должность для того, чтобы служили ему… пару примеров в подтверждение своих суждений я потом приведу. Здесь только повторюсь, что у нас даже мысли не было к нему обращаться за помощью.
Кстати, я совсем не помню того, как и в какие сроки добирались тогда до Тобольска мои товарищи. Ведь от прихода св. апостолов Петра и Павла нас поступало четверо. Кроме меня поехали поступать Максим Кравченко, Андрей Швецов и Дима Тапеев. А еще от храма Всех Святых поступал Сережа Первушин – будущий… Но, об этом позже.
Так вот… Возвращаясь. На поезд опоздали, билеты сдали, купили на другой поезд, который должен идти через сутки. Ну, а меня куда девать? Я сказал, что не буду сутки сидеть на омском вокзале и поеду со всеми назад в Петропавловск, а уже оттуда с утра на поезде в Омск. В принципе, это было достаточно рациональным решением. Назад из Омска мы должны были выехать часов в шесть вечера и проехать 250 км. до Петропавловска часа за три. Таким образом, еще осталось бы достаточно времени, чтобы собрать все забытое и отдохнуть перед поездкой.
И вот поехали назад. Но когда немного отъехали от Омска из-за тряски на не ремонтировавшихся со времени гибели СССР дорогах натяжной деревянный клин вылетел и отбыл из двигательного отсека в неизвестном направлении. Вот так мы в поле остались без генератора. Попытались найти ускользнувший кол, да куда там! Справа и слева от дороги поле, где его там найдешь. Деревьев вокруг нет, заменить сбежавшую деталь нечем. Но папа быстро нашел в багажнике резиновые пляжные тапки. Их и заколотили между блоком и генератором – зарядка опять появилась. Но на больших оборотах она пропадала, тапки – помощник не ахти. Пришлось ехать со скоростью порядка 60 км. в час. Пилили так часа два до того, как начало смеркаться.
Потом включили фары (тогда днем не нужно было включать осветительные приборы даже при движении за городом), нагрузка на генератор возросла и тапки сдулись, даже в прямом смысле слова. Сначала ехали также километров 60 в час, пока аккумулятор ещё был заряжен. Но уже стемнело, свет наших фар становился все более тусклым. Через некоторое время выключили фары, оставили одни габаритные огни, чтобы хоть как-то хватало энергии на искру. Но и хорошей искры уже не получить, потому скорость упала до 30-20 км. в час. Ничего не видно, встречные машины слепят, так что на отдельных участках приходилось ехать даже медленнее 20 км. в час. За рулем были по очереди: один ведет подбитую машину, а двое спят. И вот тогда все мы могли погибнуть.
На рассвете быть за рулем была моя череда, папа сидел и дремал справа, Тема пребывал в полной отключке на заднем сидении. Нужно сказать, что я испытывал такие состояния неоднократно… Чувствуешь крайнее утомление и непреодолимое желание спать. Сначала оно со всё усиливающейся мощью приходит волнами. Но ты держишься. Глаза буквально начинают слипаться, но ты усилием воли всякий раз возвращаешься к действительности. Это происходит раз за разом. Но вот наступает момент, когда ты в очередной раз после мгновения забытья встрепенешься и прогонишь сон, но при этом ты теперь не осознаешь, что выскакиваешь из объятий сна уже будучи во сне, а твое пробуждение – это часть сна. Так и я в очередной раз открыл глаза и вернулся в состояние бодрствования, вцепился глазами в дорогу и вдруг какая-то неведомая и невидимая сила дернула руль, так что он значительно провернулся в моих ладонях вправо! Это папа дернул за руль, чтобы избежать лобового столкновения с машиной, которая мчалась на встречу. Оказывается я уснул за рулем и машина уже выехала на встречную полосу. Ещё бы чуть-чуть и вы бы уже н читали эти строки. Тогда было между 5 и 6 часами утра. Мы тогда были на уровне Сосново, я мог бы умереть там же, где и родился. Это один из тех случаев, когда я был очень близко к смерти.
Не помню уже как мы доехали последние пару десятков километров. Я сразу пошел в свою летнюю комнату и без чувств упал на кровать. Как Тема с папой решили вопрос с машиной, я не знаю.
Уже через пару часов меня разбудила мама и мы отправились на ж/д-вокзал, откуда я выехал в Омск. Естественно, что всю дорогу до Омска я проспал. Уже в Омске, немного придя в себя, я несколько часов ожидал паровоз, который повез меня дальше, в Тобольск.
Смысла этой дороги ярости в Омск и обратно я не понимаю до сих пор. Но, в сущности – это был пролог последующих лет. Примерно так яростно они и протекали, что продолжается и сейчас, хотя уже с меньшей интенсивностью. Пока с меньшей…
Дорога в Тобольск была загадочной. В поезде, естественно в плацкарте, я познакомился с молодой женщиной. Мне казалось тогда, что ей было лет 26 (при моих 19). Оказалось, что она с мужем жила тогда в очень старом двухэтажном окрещённом в желтый цвет доме (скорее всего это было Ремезова №9), стоявшем подле «нового» корпуса иконописные школы. Туда переехала эта самая школа, когда я уже был на четвертом курсе. До этого она располагалась в Спасском храме. Но в Спасском мастерские всё же оставались.
Женщина была очень симпатичная. Как мне помнится, тогда у неё был уже как минимум один ребёнок. Имени её, к сожалению, не помню. Через пару лет встретил её во время июльского Святительского дня. Она участвовала в ярмарке, которая обыкновенно приурочивалась городскими властями именно к этому дню, – что-то продавала с лотка.
Тогда на этой ярмарке ещё торговали предметами, которые хоть как-то можно было ассоциировать со Святительским днем и церковной жизнью вообще. Как правило, это были разнообразные тобольские сувенирчики, с наляпанными изображениями около православно-культурной тематики. В основном изображение кремля, конечно и Конёк-горбунок (в том числе огнедышащий). Еще на столах были разложены сушки, плюшки, пара самоваров (правда электрических). Словом, все, что хоть как-то производилось в Тобольске (естественно кроме самоваров). На ярмарочный простор поставляли и то, что производят монастыри, например, местные мед, сыр (чуть не написал колбасу, хотя… рыбная и могла бы присутствовать). Несколько позже на таких ярмарках стали торговать всем подряд без всякого разбора: носками, трусами, варежками...
Также какие-то бабы там в цветастых якобы русских костюмах ошивались, распевая псевдо народные песни, и претендуя при этом на символ Тобольска. Хотя как по мне, то символ Тобольска – это гопота в обязательных для этого населенного пункта кепках, трениках и остроносых туфлях, лузгающая на корточках семечки по всем тротуарам. Этот символ и приглашать не нужно было на ярмарку специально, так как тогда он и так был повсюду.
Так вот тогда она ехала в поезде то ли со своей матерью, то ли со свекровью. Завязалось общение. Все в купе были удивлены тому, что я еду поступать в ТДС, это вызвало неподдельный живой интерес. Тогда, в конце девяностых годов прошлого века, ещё бытовало мнение, что в семинариях дают образование самой высшей пробы. Люди считали, что для поступления в духовную семинарию непременно нужно было обладать самыми выдающимися способностями, в частности интеллектуальными. Помню, эта молодая дама с некоторым сомнением в голосе спросила меня: «Думаешь, что поступишь?» Я честно ответил, что не знаю.
Поезд шёл из Омска, откуда он отправился около 18:00 по местному времени. В Тобольск он пребывал в районе полудня. С новыми знакомыми мы общались как раз с утра и до времени прибытия поезда. Они в общем поддерживали моё решение поступать в ТДС. Кроме того, собеседники спросили меня о том, где я буду жить во время вступительных испытаний. Когда я ответил, что не знаю, мне было предложено остановиться у матери (или свекрови) молодой дамы. Более того, новые знакомые предложили мне добираться от ж/д вокзала вместе с ними, так как их тогда встречал родственник. Возможно, это был муж твой молодой женщины.
Вот так я триумфально въезжал в Тобольск на иномарке, да ещё и в прекрасной компании. Ощущение торжественности усиливалась также тем, что у нас в то время был Запорожец-сороковка (у Путина В.В. тоже такой был – это нас с ним, безусловно, сближает). В иномарку до этого момента я садился пару раз за всю свою жизнь. К тому же был замечательный августовский день. Очень ярко светило солнце. Асфальтная дорога в Тобольск была новой с яркой разметкой и периодическими участками с двойной полосой для движения в одном направлении (трехполосная). Кажется, тогда боялись ещё на дорожном строительстве воровать до 90 процентов всех средств, как это делается сейчас – дороги получались действительно неплохими. В Северном Казахстане в это время доживали свой век советские дороги, которые были без всякой разметки вообще. Кстати, эти дороги вполне неплохо выполняли свою функцию. Ещё в описываемом 1997 году советский асфальт, произведенный по советским ГОСТам, никак не желал сдаваться либералам и всяким предателям Родины.
Но тогда я не думал о судьбе советского асфальта. Я был уверен, что вот наконец Россия встала на новый путь развития и впереди только небо, только ветер, только радость и каждый день на пространстве бывшего Советского Союза хоть чуточку, но будет лучше предыдущего. Осознание того, что происходит вокруг меня на самом деле началось несколько позже. Ну а сейчас я въезжал в Тобольск и меня не покидала мысль о том, что это сам Иоанн Тобольский ведёт меня в ТДС. Это именно он умолил Бога, который сотворил чудо: ведь я ещё даже не добрался до Тобольска, а уже мне было, где жить на время поступления; у меня нет никаких проблем с тем, чтобы добраться от ж/д вокзала до города; мне казалось, что благодать Божия почти зримо ведет меня в направлении ТДС.
Итак, мы благополучно добрались до Тобольска. Я не стал задерживаться в квартире моих благодетелей, оставил у них в холодильнике консервы, которые были у меня с собой. Вещей никаких я не оставлял, да и нечего было оставлять. После демонстрации отведенной для меня комнаты, мне подробно объяснили, как добраться до ТДС. С ближайшей остановки я выдвинулся в сторону Тобольского Кремля. И вот еду я на рейсовом автобусе из новой части Тобольска к Кремлю мимо протестантской церкви, что напротив кладбища подле кольца. Оттуда уже видно кремлевскую колокольню. Вид был очень красивый: в жарком мареве, лёгкой дымке в конце уходящей вдаль улицы стоял шпиль колокольни. К нему постепенно приближается автобус.
Проезжая мимо протестантского комплекса я естественно негодовал, что почти в центре города стоит это довольно массивное сооружение. «Эх!», - думаю, - враг воспользовался временной слабостью возрождающийся России и таки успел построить это капище. Ничего - это скоро закончится, ведь православие в России вот-вот восторжествует окончательно и иноверцы непременно будут изгнаны».
Автобус был старым Советским оранжевый ЛиАЗом, одним из тех, которые можно было в огромном количестве встретить в любом городе Советского Союза. И ведь еще несколько лет назад я где-то видел курсирующим такой автобус. Вот это советское качество! Автобус как проклятый вкалывал еще через четверть века после прекращения существования той Великой страны, в которой был разработан и массово производился.
Конечно в его аскетические кресла не поместились бы зады многих из нынешних депутатов (да, они и не пошли бы на столь чудовищный эксперимент). Многое в СССР по своей сущности было выражением сугубо православного отношения к окружающей действительности. В частности, автобусы были несколько неудобны: летом в них было жарко, а зимой холодно. Но они ехали. Да, часто ломались, но легко поддавались ремонту, так как запасных частей хватало. Каждый механизм при соблюдении технологии производства был способен выдержать многократную перегрузку. Это касалось абсолютно всего, что производилась в СССР. Неудобство и угловатость советской техники, главное в которой – это функционал (не до роскоши, если появлялись лишние копейки, то их тратили на образование, оборону и медицину), не позволяли советскому человеку привязаться сердцем к окружающему миру. Советские реалии не могли стать частью его души, что исключало внутреннее самодовольство и влюбленность в жизнь. В обществе было только самое необходимое и чаще всего достаточное, и советские люди в основной своей массе искренне не желали ничего большего. Такой внутренний склад и уклад жизни делали советского человека несравненно более близким к Богу, чем львиная доля сегодняшних священнослужителей РПЦ МП (прежде всего епископата)… Да, представляю реакцию некоторого читателя на последнее высказывание… В общем, в советское время путь к Царствию Божию был гораздо более удобным и по множеству других причин, не связанных с ЛиАЗами.
Итак, на конечной автобусной остановке неподалёку от Красной площади четыре (это адрес семинарии) я вышел из «проклятого советского прошлого» и отправился в сторону «благословенного будущего». Одет я был неброско. Приходской период успел привить мне чувство церковного дресс-кода: полусинтетическое рубашка, как положено в серых тонах с каким-то неброским фоновым рисунком, напоминавшим настенные обои; потертые джинсы-трубы – это были такие популярные штаны, которые по всей длине не имели дифференциации своей ширины (прямые штанины в общем, как трубы парохода, церковь в целом такие почти благословляла, хотя носителя таких портов очень легко могли заподозрить в недостаточной благочестивости); хорошие новые коричневые туфли классического стиля; за спиной небольшой рюкзак, он был какой-то прямоугольный, я уже плохо помню, и куда потом он исчез, тоже не помню. Кажется, подходя к Софийскому двору, я у кого-то спрашивал о направлении движения.
Мне было указано на консисторию, которая представляла собою двухэтажное здание с балкончиком над главным входом. В ней тогда находились учебные аудитории, кабинеты помощника инспектора, старшего помощника инспектора, проректора, самого ректора и много ещё чего. Я зашел внутрь, прошел мимо аквариума (кажется, он там тогда уже был, так как в ТДС уже четвёртый год пребывал тов. Кирьянов, а последний великий аквариумист, что конечно накладывает определенный отпечаток… но об этом позже) и поднялся на второй этаж. Там «на тумбочке» был Рома Стаканкин. Это был добрый светлый молодой человек без капли снобизма, несмотря на то, что он тогда уже переходил на 4 курс. Да, там возле кабинетов всегда пребывал дежурный студент. Кажется, часов с 8 утра и до отбоя. Раньше было так.
Вообще тема «животные и повелите человеческих судеб» - это отдельный вектор исследования. Отдельную книжицу можно написать по этому поводу. Народ этот, который живот готов положить ради зверей, очень специфичный. По крайней мере, внутренний мир некоторых из них лично я человеческим назвать затрудняюсь. Один из них голубевод, а другой пчеловод и это все представители «православного» духовенства. В так называемом миру несколько схожая ситуация. Возьмем хоть шуваловских собак. Одного из кабелей зовут «Цесаревич». Но это, если верить Навальному, а что с него взять? Но, если это правда, то возникает вопрос о том, где большее кощунство: сплясать в ХХС или дать вонючему псу вышеозначенное имя? Каков ваш ответ, уважаемый читатель? А мой следующий: гораздо большим кощунством является перевозка вонючих собак на самолете, ад ещё и за границу, в то время, когда иностранные клиники и готовы иногда бывают принять того или иного пациента, в частности ребенка, на лечение или операцию, но везти его туда не на чем и не на что… Но, если мы верим в Бога, то такое долго продолжаться не будет. Да и если не верим, то тоже самое.
Дежпомом (дежурным помощником инспектора) тогда был отец Артемий (Востряков) - человек, который для меня является одним из символов ТДС. Каждая епархия РПЦ МП – это отдельное государство. Тобольско-Тюменскую можно ассоциировать с СССР (как бы это сказать мудро… не в самых лучших его проявлениях… будем сегодня предельно мягкими в оценках, приторно сладко-мягкими), а вот отца Артемия в этом случае - с Сахаровым. Конечно поле деятельности у отца Артемия поменьше, но вот что касается масштаба личности, то Сахаров и он сопоставимы.
Нужно сказать, что у иеромонаха Артемия Вострякова не было ни малейших шансов стать архимандритом или епископом, - слишком интеллектуально развит он был, слишком внутренне тонок, в высшей степени интеллигентен, неимоверно проницателен, - это был человек с воспаленной совестью. Более эрудированного человека, как он я не встречал в своей жизни ни до, ни после.
Наверное, у него были недостатки. На взгляд некоторых, он отличался некоторой инфантильность, иногда выражавшейся в обидчивости. Рассказывали, что уже будучи сосланным в Абалакский монастырь, он мог искренне расстраиваться по каким-то мелочам, например плакал когда сломалась его любимая видеокамера Sony. Хотя такое поведение свойственно творческой личности, какой в высшей степени был отец Артемий. Без подобных особенностей творческая личность, часто, невозможна сама по себе. Он мог быть настойчив, но скорее по-детски.
Невозможно представить, какие душевные страдания переносят люди обладающие таким тонким внутренним строением, такими развитыми душевными качествами. Отец Артемий бесконечно любил студентов, отечески относился к ним. Он искренне болел за нравственно чистых, по-настоящему верующих ребят, в частности, тех, которых отчисляли за неуспеваемость по русскому языку. Кстати, я не помню ни одного случая, чтобы кого-то отчислили за неуспеваемость по другим предметам.
Одним словом, все известные мне иерархи РПЦ на порядок уступают игумену Артемию (кажется, он ушел в иной мир, уже будучи игуменом, но это может быть и не так, не удивлюсь…) в духовно-нравственном отношении. Именно по этой причине отца Артемия они никогда бы не пустили в свой круг, который подчинил себе Церковь Христову. Думаю, он ясно понимал, что РПЦ неудержимо катится вниз. И главным условием этого движения является человеческий фактор.
Касательно интеллигенции в РПЦ нужно отметить, что, по моим наблюдениям, уже к началу 2000-х годов она из РПЦ практически повсеместно была вытеснена посредством направленной маргинализации, превращена в посмешище. Система была выстроена так, что каждый пономарь или сторож считали своим долгом и доблестью третировать и унижать людей интеллектуальных, талантливых. Сначала их выдавливали из алтаря, затем с клиросов, а потом и самих храмов. На настоящий момент из элиты общества в храмах остались единицы.
Таких людей могла защитить лишь церковная община, но она была уничтожена лет так 150 назад. Масса людей, из которой рекрутировалась церковная номенклатура в 2000-х годах была практически полностью лишена интеллигенции. Постепенно должности в церковной организации вернулись в распоряжение хамов и неучей, которые могли и с кулаками на вас броситься в случае недостатка аргументов в какой-либо полемике.
Тема отца Артемия будет проходить красной нитью через всю книгу. А пока отмечу, что, по моему убеждению, иеромонах Артемий праведен. И в этом у меня нет никаких сомнений. По своей сути он всю жизнь был слабым бесконечно уязвимым маленьким мальчиком, такой человек не может не оказаться как минимум у самого престола Христа Спасителя. Такой обязательно будет способен своими ручонками держаться за Его сияющее вневременное облачение. А если это не так, то и нет никакого Бога.
Итак, я встретил отца Артемия при первом же касании тобольских духовных школ. Как знать, если бы это было не его дежурство, то где бы я сейчас был. Например, попал бы я на будущего отца Рукопрекладникова и всё. Ведь безысходность или отчаяние могут овладеть человеком во мгновение, что и решит его судьбу.
Отец Артемий впустил меня в дежпомовскую, которая располагалась над входом в консисторию. Из нее была дверь на балкончик. Очень удобно дежпомовская была расположена, так как можно было с определенной высоты обозревать весь Софийский двор и засекать нарушителей дисциплины с большого расстояния. Он расспроси у меня обо всём. Я сообщил, что уже решил вопрос с жильём, рассказал о том что познакомился в поезде с хорошими людьми, которые на время поступления в семинарию согласны приютить меня. Отец Артемий ответил, что жить нужно исключительно в ТДС до самых вступительных экзаменов и, что только потом числа 20 августа, тот кто поступит, сможет съездить домой за зимними вещами. Это не обрадовало меня. Почему, я напишу позже. Мне показалось, что отец Артемий искренне забеспокоился от того, что я уже познакомился с какими-то людьми, ведь это могло, по его мнению, быть опасным.
Затем отец Артемий послал меня в коридор заполнять необходимые документы. Там для этих целей был установлен специальных стол. Помню, что писал автобиографию на тетрадном листе. Я очень усердно готовился к поступлению в ТДС, будучи уверенным, что мой интеллект и подготовленность по русскому языку, Закону Божьему, частично литургике будут единственными и необходимыми условиями поступления в ТДС. Я был уверен, что будет честный конкурс, как в лучших учебных заведениях мира. Я положил на подготовку огромное количество сил и времени, тайно надеясь, что может быть благодаря этому мое пребывание в ТДС сократится. Я знал, что иногда семинаристов переводят на курс выше. Именно об этом я подробно расспрашивал Рому в тот день, пока ждал прихода отца Артемия.
Удивительно, но с самого первого дня, даже ещё раньше, я не хотел пребывать в ТДС. Её дух был мне чужд! Но, я чувствовал, что должен это сделать. Обязан. Хотя, в тоже время, меня очень привлекала семинарская программа и те знания, которые потенциально я мог получить.
