Печать
Просмотров: 7194

В статье выдвигается идея о необходимости смены парадигмы борьбы с экстремизмом в России. Использование потенциала традиционных для России конфессий – это один из путей создания здорового и безопасного общества в России. Автор рассматривает конституционно-правовые проблемы наделения некоторых конфессий статусом традиционных.

The article presents the idea that it is necessary to change a paradigm of struggle against extremism in Russia. Use of potential of traditional confession for Russia is one of ways of creation of a healthy and safe society in Russia. The author considers constitutional problems of give the right of some confession the status of the traditional.


CONSTITUTIONAL PROBLEMS OF GIVE THE RIGHT OF RELIGIOUS ASSOCIATION THE STATUS OF TRADITIONAL IN THE CONTEXT OF RELIGIOUS SAFETY RUSSIAN FEDERATION

обсудить на форумеВ настоящее время, в сфере борьбы с экстремизмом (религиозным экстремизмом) акцент делается на запретительных мерах, а также на ужесточении юридической ответственности за проявления экстремизма. По нашему мнению, сегодня силовые методы уже не приносят желаемого результата, а ресурсы запретительной политики государства практически исчерпаны. Всякая попытка силового решения проблем экстремизма приводит только к усиливающемуся противодействию.

Не подвергая сомнению необходимость проведения силовых мероприятий, мы уверены, что для достижения наилучших результатов на данном этапе развития российского общества назрела необходимость смены парадигмы в борьбе со всеми формами экстремизма (религиозным экстремизмом).

Мы видим основную проблему неэффективной борьбы с экстремизмом (религиозным экстремизмом) в том, что стараясь вытеснить из социума факторы, провоцирующие экстремистские настроения, государство взамен не предоставляет социуму никакой альтернативы. Но природа, как известно, не терпит пустоты, и через некоторое время образовавшийся идеологический вакуум заполняется не менее радикальными идеями и устремлениями.

Думается, что новой парадигмой в борьбе с экстремизмом (религиозным экстремизмом) может стать политика замещения общественных ценностей, провоцирующих экстремизм, другими мировоззренческими установками, исключающими всякое проявление экстремизма в социуме.

В частности, мы полагаем, что в целях борьбы с экстремизмом (религиозным экстремизмом) должна быть подвергнута пересмотру государственная политика в отношении традиционных для российского общества религий[1].

В последние два десятилетия в российском обществе активно обсуждается идея выделения в отдельную юридическую категорию некоторых религиозных сообществ[2].

По мнению ряда исследователей, традиционные религиозные сообщества, во многом благодаря которым произошло становление российского общества, являются проводниками фундаментальных нравственных принципов, которые в своей основе противны любому проявлению экстремизма, а значит, являются одним из ключевых факторов обеспечения национальной, в частности религиозной, безопасности российского государства. Не дожидаясь правового содействия, на протяжении последних десятилетий традиционные религиозные сообщества возрождают свое общественное служение.

Занимаясь как религиозной, так, и не относящейся напрямую к религиозной (например, предпринимательской), деятельностью, традиционные религиозные сообщества вступают в различные правоотношения с органами государственной власти и местного самоуправления. В частности, заключаются соглашения о сотрудничестве, между религиозной организацией и тем или иным органом власти[3].

Несомненно, что имеется определенная общность задач традиционных религиозных объединений в социальной и культурно-просветительской сферах с задачами современного российского государства, провозглашенного Конституцией Российской Федерации (Далее РФ) государством социальным.

Так, крупнейшей религиозной организацией в России сегодня является Русская православная церковь (Московский Патриархат) (Далее РПЦ (МП)). С начала 90-х гг. XX в. заметно расширяется круг социальных проблем, в решение которых включается РПЦ (МП). В тексте «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» перечислено 16 направлений «соработничества Церкви и государства»: миротворчество, сохранение нравственности, образование и воспитание, дела милосердия и благотворительности, культура, профилактика правонарушений, наука, здравоохранение, средства массовой информации, семья и др.[4]

Применительно к РПЦ (МП) государственно-церковные отношения были исследованы А. Б. Агаповым. Ученый, основываясь на иерархической структуре данной организации, выделил три уровня административных отношений с участием РПЦ (МП). На высшем уровне от имени РПЦ (МП) в целом в отношениях с органами власти и управления участвуют ее Поместный и Архиерейский соборы, Патриарх Московский и всея Руси, т. е. высшие руководящие органы РПЦ (МП); на промежуточном – представляя различные подразделения РПЦ (МП) – Священный Синод, синодальные учреждения, епархиальные архиереи; на низшем уровне в административно-правовых отношениях участвуют входящие в РПЦ (МП) местные религиозные организации (приходы, монастыри) в лице своих руководящих органов[5]. Все большее распространение получает практика заключения соглашений о сотрудничестве между различными государственными структурами и РПЦ (МП). Руководство РПЦ (МП) активно сотрудничает с депутатами всех уровней.

При этом, практику работы с депутатским корпусом можно считать оптимальной. Она не выходит за правовое поле, поскольку интересы РПЦ (МП), как правило, представляют собою консолидированные интересы большинства избирателей.

Можно сделать однозначный вывод о том, что некоторые религиозные объединения, такие как РПЦ (МП), фактически, занимают сегодня в процессе государственного строительства особое место[6]. Но достижение максимальной эффективности сотрудничества подобных религиозных объединений и российского государства трудно осуществимо без юридического предоставления им дополнительных прав в соответствующих сферах[7]. Возникает вопрос о том, в какой мере российское законодательство позволяет это сделать.

В преамбуле Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» некоторые религии отмечены особо. В частности, признается особая роль православия в истории России. Нужно отметить, что эта формулировка вызвала бурную отрицательную реакцию не только в России, но и за рубежом, несмотря на то, что текст преамбулы имеет лишь мотивировочное, но не нормативное значение.

В Заключении о проверке соответствия Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» международно-правовым обязательствам Российской Федерации Уполномоченным по правам человека в РФ преамбула Закона была подвергнута острой критике. В Заключении отмечается, что формулировка преамбулы является некорректной, поскольку создает условия для нарушения права на свободу совести и декларирует привилегированное положение отдельных религий[8].

Для того чтобы оценить степень обоснованности подобных выводов, обратимся к действующему законодательству России. Конституция РФ и Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» содержат совершенно определенное правило: никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Принадлежность или непринадлежность к определенному религиозному объединению не может служить основанием для ограничения гражданской правоспособности физических и юридических лиц. Однако, не только в российском законодательстве, но и в международных документах мы не найдем положения, препятствующего признанию свершившегося факта - наличия определенной религиозной традиции. Более того, как показало исследование, проведенное Ф. М. Рудинским и М. А. Шапиро, в международных нормативных актах не содержится даже требования об обязательности отделения религии от государства[9].

По мнению И. А. Куницына, в Конституции РФ речь идет не о равноправии религиозных объединений. Разница между равенством перед законом и равноправием очень существенна. Равноправие - это наделение равным объемом прав и обязанностей по сравнению с другими субъектами, в то время как равенство перед законом, о чем идет речь в Конституции РФ, означает равенство требований закона ко всем религиозным объединениям, независимо от религиозной принадлежности. Следовательно, установление нормами права расширенной правосубъектности традиционных религиозных сообществ не противоречит конституционному принципу равенства религиозных объединений перед законом, что косвенно подтверждается Постановлением Конституционного суда РФ от 23 ноября 1999 года[10].

Государство, как институт, призванный представлять интересы всех граждан и обеспечивать реализацию естественного права человека на свободу совести, при взаимодействии с религиозными объединениями должно учитывать их фактическое неравенство, неодинаковую степень интеграции различных религиозных норм в культуру, а также различные последствия их влияния на дальнейшее национальное развитие страны[11].

Предоставление особого статуса традиционным религиозным сообществам является правомерным, если оно соответствует двум главным требованиям международных документов: во-первых, условия деятельности традиционных религиозных сообществ должны быть закреплены не в любых нормативных актах, а только в законе; во-вторых, их установление должно быть обусловлено потребностью демократического общества в предотвращении преступлений, охране государственной и общественной безопасности, общественного порядка, здоровья, морали, а также основных прав и свобод других лиц[12].

Мировой опыт показывает, что в демократических правовых государствах национальные традиции находятся под особым покровительством государства. В ФРГ религиозные организации публичного права в отличие от других имеют расширенную правосубъектность, позволяющую им сотрудничать с государством во многих сферах. В Бельгии, несмотря на признание равенства между всеми религиями, в социальной сфере ряд конфессий пользуется особым статусом и дополнительными правами. В Болгарии и Ирландии в законе прямо указывается на конфессии, обладающие исключительными правами. Такие же права, включая и налоговые льготы, предоставлены Католической церкви в Италии и Испании. В Великобритании Англиканская церковь наделена особым статусом благотворительной организации. Во Франции и США государство официально сотрудничает далеко не со всеми религиозными обществами.

Таковы государственно-конфессиональные отношения в странах с развитой демократией. Но положительные примеры можно найти и в бывших республиках СССР. Так, едва ли не самым удачным примером сотрудничества Церкви и государства служит опыт Грузии, официально заключившей Конституционное соглашение между Грузинским государством и Грузинской Апостольской Автокефальной Православной Церковью 14 октября 2002 г[13].

Как нами было показано выше, препятствий на пути наделения некоторых религиозных сообществ расширенной правосубъектностью нет ни в российском, ни в международном законодательстве. По нашему мнению, предоставление дополнительных прав традиционным религиозным сообществам должно затрагивать деятельность в социальной и благотворительной, а также в образовательной и культурно-просветительской сферах. Особого внимания заслуживает вопрос налогового стимулирования их общеполезной деятельности. Обеспечением экономической основы этих видов деятельности должна стать не столько прямая государственная поддержка, которая в определенных случаях также должна иметь место, сколько признание особого статуса внекультовой религиозной деятельности (производства и распространения предметов религиозного назначения, культурно-просветительской, религиозно-туристской и других видов деятельности). Религиозным организациям должны быть предоставлены льготы по уплате налогов и платежам за аренду государственного и муниципального имущества.

Возникает вопрос о том, какой же орган, и, руководствуясь какими критериями, должен признавать то, или иное религиозное сообщество традиционным?

В последнее время часто предлагается идея создания федерального органа, наделенного полномочием по присвоению правового статуса традиционных религиозных сообществ. Но традиционность - это объективно-историческое свойство, которое по своей природе не может зависеть от решения какого-либо государственного органа.

Наделение таким полномочием государственного органа исполнительной власти может обернуться негативными последствиями. На сегодняшний день никем не было предложено четких критериев традиционности религиозных сообществ, поддающихся четкой юридической формализации. И решение о наделении статусом традиционного того или иного религиозного сообщества рискует стать выражением мнения лишь группы государственных чиновников.

Такой концептуальный подход, на наш взгляд, нелегитимен и противоречит основам конституционного строя России, так как согласно Конституции РФ единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. Таким образом, было бы целесообразным закрепить полномочия по присвоению соответствующего правового статуса за федеральными представительными органами государственной власти, которые призваны отражать волю избирателей. Такая практика имеет место, например, в Литве и в других странах.

Еще одна из проблем, стоящих на пути выделения традиционных религиозных сообществ заключается в особенностях принятого сейчас юридического терминологического аппарата. Сегодня широкое распространение получило понятие «традиционная религиозная организация». На первый взгляд, вопрос его использования кажется не принципиальным. Однако употребление этого понятия в контексте тех или иных законопроектов кардинально меняет всю картину. Анализ действующего законодательства Российской Федерации показывает, что использование этого понятия без внесения уточняющих изменений в законодательство России недопустимо в силу его юридической некорректности.

Употребление понятия «традиционная религиозная организация» означает, что особый правовой статус будет присваиваться не всему религиозному сообществу, как единому целому (например, РПЦ (МП)), а лишь отдельным входящим в него структурным подразделениям. Исходя из содержания Гражданского Кодекса РФ (ч. 1)[14] и Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», действующие на сегодняшний день на территории Российской Федерации религиозные сообщества не представляют собой единого субъекта права.

В соответствии с Гражданским Кодексом РФ каждое юридическое лицо приобретает и осуществляет свои имущественные и личные неимущественные права от своего имени. Это означает, что каждая из этих религиозных организаций приобретает права и обязанности самостоятельно, одна религиозная организация не может от своего имени приобрести правовой статус для другой религиозной организации. Когда религиозный центр или структурное подразделение приобретают какие-либо права или обязанности, то эти права или обязанности приобретаются только этим центром или подразделением, не затрагивая прав и обязанностей других центров или подразделений. Таким образом, приобретение централизованной религиозной организацией правового статуса традиционной не означает его проекции на входящие в ее состав иные религиозные организации. Например, согласно своему Уставу РПЦ (МП) зарегистрирована в качестве юридического лица в Российской Федерации как централизованная религиозная организация. Присвоение РПЦ (МП) как централизованной религиозной организации правового статуса традиционной не будет означать автоматического распространения этого правового статуса на входящие в ее структуру канонические подразделения. По закону они не смогут приобрести права и обязанности, возникающие из правового статуса традиционной религиозной организации в случае его приобретения Московской Патриархией.

В случае законодательного оформления данного концептуально-ошибочного подхода неизбежно сложится ситуация, когда каждая в отдельности религиозная организация, входящая в структуру централизованной религиозной организации, получившей правовой статус традиционной, будет вынуждена для приобретения аналогичного правового статуса самостоятельно обращаться в представительные государственные органы. Поэтому должен быть предусмотрен юридический механизм, предусматривающий автоматическое наделение правовым статусом традиционных всей совокупности религиозных организаций, входящих в состав того или иного религиозного сообщества.

В качестве первого пути достижения искомого результата И. А. Куницын рассматривает предоставление централизованным религиозным организациям права учреждать другие централизованные религиозные организации. При этом та из них, которая находится на вершине иерархии в территориально-организационном устройстве религиозного сообщества, по закону должна быть наделена правом по определенным принципиальным юридическим вопросам приобретать права в пользу всех религиозных организаций, входящих в ее структуру, а также в структуру учредивших ее других централизованных религиозных организаций. Поскольку действующий Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» не допускает такой возможности, указанное полномочие и перечень соответствующих вопросов должны найти отражение в его тексте[15].

Второй путь решения проблемы, который кажется нам оптимальным, делает необязательным внесение изменений в Закон о свободе совести и заключается во вводе в юридический оборот через другой специальный закон понятия, объединяющего всю совокупность структурных подразделений религиозного сообщества и позволяющего говорить о нем как о едином целом не только с точки зрения его внутренних установлений, но и с точки зрения светского права. Но, к сожалению, сегодня не только в законодательстве, но и в религиоведении отсутствует единый устоявшийся понятийный аппарат, который охватывал бы сферу государственно-конфессиональных отношений. По этой причине на вооружение нужно взять наиболее близкое по значению понятие, и, дав ему соответствующую правовую дефиницию, ограничить сферу его применения рамками будущего федерального закона.

Наиболее близким по смыслу термином является религиоведческий термин «конфессия». В научной литературе он используется для обозначения определенного направления в рамках той или иной религии[16] . Этому термину следует придать приведенную ниже в качестве примерного варианта дефиницию, предложенную И. А. Куницыным: «Конфессия - совокупность местных и централизованных религиозных организаций, иных организаций, приравненных к статусу религиозных организаций, а также их обособленных и необособленных подразделений, действующих на основании единой системы внутренних установлений (догматов, канонов, внутренних норма-тивных документов высших органов управления и т.д.) и находящихся на их основе между собой в отношениях субординации»[17] . Конфессией, исходя из приведенной дефиниции, в практическом применении к конкретным религиозным направлениям, является не православие, а, например, РПЦ (МП), Российская православная автономная церковь, Русская православная старообрядческая церковь и другие - каждая в отдельности; не ислам, а Центральное духовное управление мусульман России и Духовное управление мусульман европейской части России - каждое в отдельности. Таким образом, особый правовой статус присваивается не конфессии как новой организационно-правовой форме, а совокупности принадлежащих к ней религиозных организаций. Применение термина «конфессия» позволит отсечь религиозные сообщества, использующие в своих названиях элементы наименований религиозных организаций, удовлетворяющих критерию традиционности, но по сути, являющиеся деструктивными и опасными для общества и государства.

По нашему мнению, наделение некоторых религиозных сообществ особым юридическим статусом традиционных на данном этапе развития российского общества является абсолютно необходимым звеном в процессе укрепления религиозной, а значит и национальной безопасности России.

Федеральный закон «О традиционных конфессиях», должен предусматривать необходимость заключения дополнительных соглашений о социальном партнерстве российского государства и каждой религиозной конфессии, из числа признанных традиционными.

В таком соглашении о социальном партнерстве должны быть четко обозначены границы расширения правосубъектности каждой традиционной конфессии. Так как общественнополезный потенциал у отдельных конфессий часто существенно различается[18].

В заключение необходимо отметить, что Россия имеет пока очень скромный опыт построения отношений с религиозными объединениями в условиях капиталистического общества. Поэтому наличие отдельных юридических проблем не отрицает важности и актуальности продолжения работы в направлении отражения традиционности конфессий в законодательстве России.

 

Материал опубликован: Российский юридический журнал.  – 2012. –  № 2. – С. 28 – 35.

 

1. К числу традиционных для России религий мы относим православие, ислам, буддизм и иудаизм, которые особо отмечены в преамбуле Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ [по состоянию на 01 июля 2011 г.] // СЗ РФ. 1997. № 39. Ст. 4465.

2. См.: Проект Федерального Закона N 99048645-2 "О традиционных религиозных организациях России" (ред., внесенная в ГД ФС РФ, документ опубликован не был) / СПС Консультант Плюс.

3. Пример такого соглашения см.: РПЦ (МП) и право: комментарий / Отв. ред. М. В. Ильичев. М.: БЕК, 1999. С. 434-435 (извлечения из «Соглашения о сотрудничестве между Министерством социальной защиты населения РФ и РПЦ в интересах социального развития РФ» от 18 июня 1996 г.).

4. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. - Тюмень, Храм святого праведного Симеона Богоприимца Тобольско-Тюменской епархии, 2000. С. 16.

5. Агапов А. Б. Церковь и исполнительная власть // Государство и право. – 1998. – № 4. С. 24-25.

6. Авакьян С. А. Свобода вероисповедания как конституционно-правовой институт // Вестник МГУ. Сер. 11: Право. 1999. № 1. С. 11; Морозова Л. А. Государство и церковь: особенности взаимоотношений // Государство и право. 1995. № 3. С. 92.

7. Подробнее см. в статье Кузнецова М.Н. и Понкина И.В.: Конституционно-правовое обоснование непротиворечия выделения традиционных религиозных организаций части 2 статьи 14 Конституции Российской Федерации // Государство и традиционные религиозные организации в сфере образования. Конституционно-правовой аспект: Сб. ст. / Отв. ред. М.Н. Кузнецов. - М., 2002. С. 9-28.

8. Российская газета. 22 апреля 1999 г., № 77.

9. Рудинский Ф. М., Шапиро М. А. Свобода совести и религий: международно-правовые пакты и национальное законодательство // Государство и право. 1992. № 5. С. 11-21 (особенно с. 16).

10. Собрание законодательства РФ. 1999. № 51. Ст. 6363.

11. Куницын И. А. Юридические проблемы отражения традиционности религиозных сообществ в законодательстве России. // http://religion.russ.ru/state/20020516-kunitsin.html.

12. Куницын И. А. Там же.

13. См. Конституционное соглашение между Грузинским государством и Грузинской Апостольской. // Автокефальной Православной Церковью. http://www.geo.orthodoxy.ru/articles9.htm. Ниже приводятся некоторые тезисы этого соглашения: В ст. 1 закреплены положения о том, что государство и Церковь подтверждают свою готовность сотрудничать, с учетом принципа взаимной независимости (п. 1); государство и Церковь имеют право заключать соглашения в различных сферах совместных интересов, с целью реализации которых сторонами принимаются соответствующие акты (п. 2); Церковь представляет собой исторически сложившийся субъект публичного права – признанное государством полноправное юридическое лицо публичного права, которое осуществляет свою деятельность в соответствии с нормами церковного (канонического) права, Конституцией Грузии и законодательством Грузии (п. 3); Католикос-Патриарх Грузии пользуется неприкосновенностью (п. 5); великие церковные праздники и воскресенье объявляются выходными днями (п. 6). Ст. 2 содержит норму, согласно которой государство поддерживает тайну исповеди и церковную тайну. Священнослужитель обязан не разглашать информацию, которую ему доверили как духовному пастырю или которая стала ему известна как духовному лицу. Также в соглашении закрепляется, что духовные лица освобождаются от военной обязанности (п. 1 ст. 4); государство и Церковь в законодательно установленном порядке обоюдно и на равных основаниях признают подтверждающие образование документы, выданные соответствующими учебными заведениями, ученые степени и звания (п. 2 ст. 5); государство берет обязательство проводить переговоры с соответствующими государствами об охране всех находящихся на их территории грузинских православных храмов, монастырей, их развалин, других церковных сооружений, церковных предметов, об уходе за ними и владении (ст. 10); государство подтверждает факт материального и морального ущерба, причиненного Церкви в период потери государственной независимости в XIX-XX веках (особенно в 1921-90 гг.). Как фактический владелец части конфискованного имущества, государство берет на себя обязательство по частичной компенсации материального ущерба (Постановление № 183 Совета Министров Грузинской ССР от 12.04.90) (п. 1 ст. 11) и т. д.

14. Собрание законодательства РФ. 1994. № 32. Ст. 3301.

15. Куницын И. А. Юридические проблемы отражения традиционности религиозных сообществ в законодательстве России. // http://religion.russ.ru/state/20020516-kunitsin.html.

16. Религия, свобода совести, государственно-церковные отношения в России. М.: Изд-во РАГС, 1997. С. 402.

17. Куницын И. А. Юридические проблемы отражения традиционности религиозных сообществ в законодательстве России. // http://religion.russ.ru/state/20020516-kunitsin.html.

18. Так, например, социальный и духовный потенциал Русской православной старообрядческой церкви в качественном отношении не уступает аналогичному потенциалу РПЦ (МП), а кое в чем и существенно превосходит. Но в количественном отношении последователей Русской православной старообрядческой церкви несравненно меньше, чем последователей РПЦ (МП). Соответственно и соглашения о социальном партнерстве государства и данных конфессий по своему содержанию и объему будут различаться.

конституционно-правовой, constitutional, религиозный экстремизм, religious extremism, религиозная безопасность, religious safety, религиозная сфера, religious sphere, национальная безопасность, national security

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter