ще 15-20 лет назад церковно-государственная проблематика практически не могла звучать и оцениваться как приоритетное направление внутренней политики государства. Сейчас ситуация изменилась коренным образом: Церковь и государство являются двумя цивилизованными участниками общественного процесса, которые находятся на пути к эффективному взаимодействию. Более того, результаты такого взаимодействия в жизни современного российского общества можно видеть все чаще. Этот процесс обещает быть довольно длительным и должен базироваться на принципах законности и соблюдения Конституции.

С начала 90-х гг. XX в. с заметно расширяется круг социальных проблем, в решение которых включается Русская Православная Церковь (Московский Патриархат)*. В тексте «Основ социальной концепции Русской Православной Церкви» перечислено 16 направлений «соработничества Церкви и государства»: миротворчество, сохранение нравственности, образование и воспитание, дела милосердия и благотворительности, совместные социальные программы, культура, попечение о воинах и сотрудниках правоохранительных органов, профилактика правонарушений, наука, здравоохранение, средства массовой информации, экология, экономическая деятельность, семья и др.[1] Вся эта разнообразная социальная деятельность РПЦ (МП) требует не только правового обеспечения в виде законов и подзаконных нормативно-правовых актов, но и научного осмысления законодательной практики этой сферы права.

В последнее время сложилась практика создания при епархиях РПЦ (МП) служб по работе с исполнительными и законодательными органами власти субъектов РФ и органами местного самоуправления. Примером может служить Воронежско-Липецкая епархия, где уже продолжительное время действует такая служба[2]. Результатом такой деятельности является выработка предложений и дополнений к принятию законов и постановлений еще на стадии их подготовки. Деятельность подобных служб показала, что возможны несколько направлений воздействия на региональное правовое пространство.

Прежде всего, это экспертные заключения, которые готовят специалисты епархиальных управлений по конкретным запросам.

Второе направление – подготовка и рецензирование областных законов. Этот опыт перенесен и на работу с федеральным законодательством. Например, при обсуждении проекта закона «О свободе совести» непосредственное участие принимали представители Воронежско-Липецкой епархии, ими были внесены 14 поправок, из которых 8 нашли одобрение соответствующего Думского комитета[3].

Третье и наиболее продуктивное, с точки зрения правовой интенсивности, направление церковно-государственного взаимодействия – участие специалистов епархиальных управлений, семинарий, а также профессорско-преподавательского состава светских вузов, сотрудничающих с епархиальным управлением, в работе консультативных советов по межконфессиональным отношениям при областных администрациях по вопросам, связанным с деятельностью религиозных объединений.

Подобные межконфессиональные советы в некоторых регионах действуют при Главных федеральных инспекторах, что служит дополнительной базой для более плотного взаимодействия между структурами Федеральных инспекторов и епархиальных служб по различным общественно значимым вопросам, включая, конечно, и церковно-государственное взаимодействие.

Очень важным представляется при формировании состава подобных советов соблюдение принципа пропорциональности: представительство в совете должно пропорционально соответствовать числу зарегистрированных в органах юстиции и действующих религиозных организаций, для предупреждения дисбаланса, когда любая конфессия, будь в ней 100 или 100 000 последователей, представлена одним религиозным деятелем.

Существующая практика контактов РПЦ (МП) с законодательной властью характеризуется еще одним механизмом – мониторингом законодательных проектов и решений, которые напрямую не касаются сферы церковно-государственных отношений: в области налоговой политики, социального обеспечения, образования и т. д.

Оперативное реагирование руководства РПЦ (МП) на быстро меняющуюся правовую обстановку осуществляется не только собственными силами, но и с участием депутатов всех уровней, представляющих интересы РПЦ (МП). Практику работы с депутатским корпусом можно считать оптимальной, особенно в решении острых вопросов. Интересы РПЦ (МП), как правило, представляют собою консолидированные интересы большинства, избирателей. Примером того, что депутатский корпус не остается в стороне от проблем взаимоотношений Церкви и государства, может служить проект Федерального закона от 14 марта 2002 г. «О традиционных религиозных организациях в Российской Федерации», подготовленный депутатом Государственной Думы ФС РФ А. В. Чуевым[4].

Религиозные организации, занимаясь как религиозной, так и нерелигиозной (например, предпринимательской) деятельностью, вступают в различные административные правоотношения с органами государственной власти и местного самоуправления. Данные отношения могут возникать по поводу самых разнообразных вопросов: выдача религиозной организации лицензии на образовательную деятельность, проведение государственной аккредитации духовного учебного заведения, получение разрешения на проведение публичного богослужения (в случаях, предусмотренных ч. 5 ст. 16 Закона о свободе совести), реализация соглашения о сотрудничестве, заключенного между религиозной организацией и органом власти[5], и т. д. Применительно к РПЦ (МП) подобные отношения были исследованы А. Б. Агаповым. Ученый выделил три уровня административных отношений с участием РПЦ (МП), основываясь на иерархической структуре данной организации. На высшем уровне от имени РПЦ (МП) в целом в отношениях с органами власти и управления участвуют ее Поместный и Архиерейский соборы, Патриарх Московский и всея Руси, т. е. высшие руководящие органы РПЦ (МП); на промежуточном – представляя различные подразделения РПЦ (МП) – Священный Синод, синодальные учреждения, епархиальные архиереи; на низшем уровне в административно-правовых отношениях участвуют входящие в РПЦ (МП) местные религиозные организации (приходы, монастыри) в лице своих руководящих органов[6]. Принятие в 2000 г. нового Устава РПЦ не внесло существенных корректив в эту схему.

Заключение соглашений о сотрудничестве между различными государственными структурами и РПЦ – одно из перспективнейших направлений их взаимодействия.

Примером может служить Соглашение о сотрудничестве между Министерством здравоохранения РФ и Московской Патриархией от 5 марта 2003 г. Целью заключения данного соглашения, как подчеркивается в тексте самого соглашения, явилось возрождение духовных традиций русской медицины[7].

В целях осуществления сотрудничества и реализации положений Соглашения была создана постоянная Комиссия по реализации данного Соглашения.

Продолжением этого сотрудничества стало подписание 19 мая 2003 года Соглашения о сотрудничестве между Московской епархией РПЦ (МП) и Министерством здравоохранения Московской области[8].

В свою очередь, в Тюменской области 3 октября 2003 г. было заключено соглашение о сотрудничестве между Департаментом здравоохранения Тюменской области и Тобольско-Тюменской епархией РПЦ (МП).

Жизнеспособность этих соглашений – в их результативности, а не только в декларируемых принципах и факте такой договоренности. В частности, в городе Тюмени в рамках реализации соглашения о сотрудничестве было организовано «Сестричество милосердия». Участники сестричества активно осваивают основы медицинских и богословских знаний, а также практическую деятельность в клиниках и стационарах г. Тюмени.

Одной из точек соприкосновения РПЦ (МП) с органами государственной власти явился вопрос о статусе бывшей церковной собственности.

В течение нескольких лет передача религиозным организациям имущества, находящегося в федеральной собственности, осуществлялась на основании Положения, утвержденного Постановлением Правительства РФ от 14 марта 1995 г. № 248 «О порядке передачи религиозным объединениям относящегося к федеральной собственности имущества религиозного назначения»[9]. Теперь эти отношения регулируются новым, более подробным Положением, где, в частности, субъектами получения имущества названы не религиозные объединения, а только религиозные организации[10]; это соответствует нормам ч. 1 ст. 7 и ст. 21 Закона о свободе совести, которые допускают передачу имущества религиозным организациям, но не религиозным группам.

Необходимо отметить, что в ч. 3 ст. 21 Закона о свободе совести стоит «передача имущества», что может приводить к неверному пониманию данной нормы. Подчеркнем, что речь должна идти не о добровольной «передаче» государственной и муниципальной собственности религиозным организациям, а именно об обязанности государства по «возврату» или «возвращению» им незаконно изъятого имущества[11].

Постановление Правительства РФ от 30 июня 2001 г. «О порядке передачи религиозным организациям находящегося в федеральной собственности имущества религиозного назначения» содержит конкретные нормы о процедуре принятия соответствующего решения. Религиозная организация направляет в Федеральное агентство по управлению федеральным имуществом или в его территориальный орган письменное обращение с просьбой о передаче имущества религиозного назначения в собственность с указанием адреса и пообъектного состава такого имущества.

Федеральное агентство по управлению федеральным имуществом или в его территориальный орган рассматривает обращение религиозной организации и в 2-месячный срок принимает решение, о котором сообщает религиозной организации. В случае отказа или частичного удовлетворения просьбы, содержащейся в указанном обращении, сообщаются также основания принятия такого решения.

Однако в действительности религиозным организациям редко удается получить некогда принадлежавшее им имущество в собственность. Указанное Постановление Правительства предусматривает, что имущество религиозного назначения, входящее в состав особо ценных объектов культурного наследия народов РФ, государственной части Музейного фонда РФ или государственной части Архивного фонда РФ, может передаваться религиозным организациям лишь в пользование. На практике и иное имущество, не относящееся к перечисленным видам, тоже передается религиозным организациям по договору безвозмездного пользования.

Получается, что государство передает религиозным организациям в пользование их же собственное имущество, изъятое в свое время по политическим причинам, причем внешне это обставляется как некий добровольный жест помощи. Религиозные же организации оказываются существенно ущемленными в своих имущественных правах: они не вправе распоряжаться таким имуществом; обязаны использовать его согласно указаниям собственника (государства); имущество в любой момент может быть на законных основаниях изъято государством (см. ч. 2 ст. 689 и ч. 2 ст. 610 ГК). Обязанности же по содержанию этого имущества, риск его случайной гибели они несут так же, как если бы являлись собственниками. Поэтому следует согласиться с кандидатом юридических наук, ответственным секретарем Историко-правовой комиссии РПЦ (МП) И. А. Куницыным в отрицательной оценке подобной практики и в его предложениях по законодательному урегулированию права религиозных организаций на возврат в их собственность ранее принадлежавшего им имущества[12].

В заключение, хочется отметить, что вряд ли можно надеяться на скорое разрешение существующих проблем. Этот процесс обещает быть довольно длительным и должен базироваться на принципах законности и соблюдения Конституции. Здесь важны усилия обеих сторон диалога: всех институтов государственной власти, а также руководства РПЦ (МП).