По мысли святителя Григория ипостась есть то, что есть усия, точнее она вообще «не есть что - то, не предмет, не объект, не идея, не сознание, не бессознательное, - она есть бесконечный выход за пределы самой себя (трансцензус) и свобода, она абсолютная потусторонность… и в то же время в ее трансцендентности (потусторонности) открывается и ее имманентность (посюсторонность), ибо Абсолютное имманентно всему миру и в то же время трансцендентно ему. Каждая пылинка бытия, каждое мимолетное душевное переживание есть «явление хорошо обоснованное», в котором «хорошая основа» тайно живет везде и нигде, так же как я сам везде и нигде. Вот – центр мистики, вот фундаментальная религиозная антиномия имманентности и трансцендентности»[99]. «К ней приложимы все свойства, - или же все отрицания, - какие только могут быть сформулированы по отношению ко второй сверхсущности», и, однако она (ипостась – А. С.) остается к усии (природе) несводимой. Ипостась (личность) есть несводимость… к природе (усии). Именно несводимость, а не «нечто несводимое» или нечто такое, что заставляет… быть к своей природе несводимым, потому что не может быть здесь речи о чем-то отличном, об «иной природе», но только о ком-то, кто отличен от своей собственной природы, о ком-то, кто, содержа в себе свою природу, природу превосходит, кто этим превосходством дает ей существование как природе… и, тем не менее, не существует сам по себе, вне своей природы, которую он «воипостазирует», ее восхищает»[100]. Личность есть то, что не изменяется. О личности можно сказать, что она есть внутренняя стяженность бытия[101]. Говорить о личности можно только апофатически, ее невозможно выразить словами, понятиями она ускользает от всякого категориального определения и даже не поддается описанию.

    Любые свойства, которые мы попытаемся подобрать для определения личности (ипостаси) можно найти и у других индивидов. «Единственная характерная ипостасная особенность, которую мы могли бы считать свойственной только каждой из них и которая не встречалась бы у других по причине их единосущности, была бы соотносимость по происхождению. Однако эту соотносимость должно понимать апофатически»[102]. Что и делает святитель Григорий Богослов отрицая и указывая на то, что «Отец ни Сын и ни Дух Святой что Сын ни Отец и ни Дух, и что Дух Святой ни Отец и ни Сын». Личность есть свобода по отношению к своей природе. Так можно кратко резюмировать понимание термина ипостась святителем. Григорием Богословом.

2.4. Святитель Григорий Богослов о свойствах Ипостасей Святой Троицы

    В разделе 1.2. настоящей работы говорилось о том, что святитель. Григорий настаивает на единстве Лиц Святой Троицы. Единство определяет единосущие Ипостасей Отца, Сына и Святого Духа. «Но в единстве Божества не исчезает различие ипостасей»[103]. Личные свойства Трех Ипостасей непреложны (неизменны), они (свойства) по слову святителя Григория Богослова «не сущности различают, но различаются в одной и той же сущности»[104].

    Святитель Григорий определяет свойства Ипостасей как нерожденность (Отец), рождение (Сын) и исхождение (Святой Дух). Термин «исхождение» он берет из Священого Писания «…Дух Истины иже от Отца исходит». (Ин.15, 26) – по мысли протоиерея Георгия Флоровского святитель Григорий акцентирует внимание на различии свойств Ипостасей во избежание праздных рассуждений о «братстве» Сына и Духа Святого.

    На вопросы о том, как рожден Сын, как исходит Дух, святитель отвечал: «Ты слышишь о рождении, – не допытывайся знать, каков образ рождения. Слышишь, что Дух исходит от Отца - не любопытствуй знать, как исходит». Или в другом месте отвечает со свойственной ему резкостью: «Как? Сие ведает родивший Отец и рожденный Сын. А что кроме сего, закрыто облаком и недоступно твоей близорукости»[105].

    Таким образом, святитель Григорий в полемике с арианами отклоняет все попытки определить модус (способ) происхождения Лиц Святой Троицы. «Ты спрашиваешь, что такое исхождение Духа Святого? - говорит он, - скажи мне сначала, что такое нерождаемость Отца, тогда в свою очередь я, как естествоиспытатель, буду обсуждать рождение Сына и исхождение Святого Духа. И мы оба будем поражены безумием за то, что подсмотрели тайны Божии»[106]. Или в другом месте (Слово 20) – «Спросишь: если Сын рожден, то как рожден? – Отвечай прежде мне, неотступный совопросник, если Он сотворен, то, как сотворен? А потом меня спрашивай, как Он рожден?»[107] Для святителя Григория Богослова достаточно знать «что есть Сын, что он от Отца, что иное Отец, иное Сын; не любопытствую о сем более, чтобы не подпасть тому же, что бывает с голосом, который от чрезмерного напряжения прерывается»[108].

    Святитель Григорий Богослов настаивает на том, чтобы ум человеческий шел к познанию Непознаваемого путем отрицаний, который «есть мысленное восхождение, постепенно совлекающее с объекта познания все его положительные свойства, дабы совершенным незнанием дойти в конце концов до некоторого познания Того, Который не может быть объектом знания, …для возможности возникновения Троического богословия именно апофаза должна была руководить очищением мысли, ибо мысли этой надлежало подняться к понятию Бога, трансцендентного всяческому тварному бытию и абсолютно независимого в том, что Он есть от тварного существования»[109].

    Мысля в категориях тварного бытия, мы не можем определить, в чем разница между «рождением» Сына и «нерожденностью» Отца или «исхождением» Святого Духа. По сути, эти имена оказываются апофатическими[110], мы не можем сказать как Они (ипостаси) отличаются друг от друга, нам известно лишь то, что Они разные, неповторимые[111], но не «другое и другое», а «другой и другой». Это не качественные (индивидуализирующие) характеристики, но имена ипостасей (личностей) Бога. «Они не различимы в нашей мысли, но реальны в своем бытии – «ипостасны»[112].

    «Отец – рождающий и изводящий , впрочем, бесстрастно, вневременно и бестелесно; что же касается двух других, то Один рожденное, а Другой изведенное, или не знаю, как можно было бы их назвать, полностью абстрагируясь от видимых предметов»[113].

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter