3.8. Память смертная

    В святоотеческой литературе большое значение придается “памяти смертной” как одному из главных аскетических деланий. “Как хлеб, - говорит святой Иоанн Лествичник, - необходимее всякой другой пищи, так мысль о смерти нужнее всякого другого делания”[124]. Святые иноки с особенною тщательностью возделывали эту часть умственного подвига. В них размышление о смерти, осененное благодатью, обращалось в живое созерцание смертного таинства. “Первая мысль, - говорит преподобный Исаак Сирин, - которая по Божию человеколюбию входит в человека и руководствует душу к жизни, есть западающая в сердце мысль об исходе сего естества. За этим помыслом естественно следует пренебрежение к миру; и этим начинается в человеке всякое доброе движение, ведущее к жизни. Божественная сила, содействующая человеку, когда захочет явить в нем жизнь, полагает в нем эту мысль в основание, как мы сказали. Если человек не угасит ее житейскими заботами и суесловием, но возрастит в безмолвии, углубляясь в себя и занимаясь ею, то она поведет его к глубокому видению, невыразимому словом”[125].

    Преподобный Исаак считает, что мысль о скоротечности человеческой природы должна быть неразлучной с человеком. Всякий раз перед отходом ко сну следует напоминать себе о смерти, думая, что предстоящая ночь может оказаться последней: “Когда приближаешься к постели твоей, скажи ей: в эту ночь, может быть, ты будешь мне гробом, постель; и не знаю, не придет ли на меня в эту ночь вместо сна временного вечный будущий сон”[126]. Святой Иоанн Лествичник также говорит: “Память смерти есть повседневная смерть; и память исхода есть повсечасное стенание”[127]. Под именем “памятования смерти” святые отцы разумеют не частную мысль о смерти и ее последствиях, мысль которая нередко тревожит всякого грешника и от которой он старается как можно скорее избавиться; не разумеется даже несомненная уверенность в смерти, как неизбежной участи всякого человека, уверенность холодного ума, смотрящего на все в отвлечении – как бы вдали, не касающейся до него; не разумеется, наконец, и самое чаяние близкой смерти, наводящее ужас на нашего телесного человека. Под этим отцы Церкви разумеют особенное духовное созерцание, “Будем же разуметь не о том первом помысле, который напоминанием своим возбуждает в нас память смертную, но о полноте этого дела, когда влагает оно в человека неотлучную память о смерти, и когда постоянным помышлением о ней человек поставляется в состояние непрестанного удивления. Первый помысл телесен, а второе состояние – духовное видение и дивная благодать. Это видение облечено в светлые мысли. Имеющий его не обращает внимания на мир, и не заботится о теле своем”[128].

    Память смертная поставляет подвижника выше мира, он пребывает на земле как странник, перед взорами его всегда открыты врата в вечность. Никакая земная красота, никакое земное обольщение не привлекает к себе внимания его: “Блажен, кто памятует о своем отшествии из этой жизни, и воздерживается от привязанности к наслаждениям мира сего, потому что многократно усугубленное блаженство приимет во время отшествия своего”[129]. Зная, какой плод принесет человеку память смертная, падшие духи сильно противодействуют подвижнику в приобретении этой добродетели. “Сатана весьма ненавидит сей помысл, - говорит святой Исаак, - и всеми своими силами нападает, чтобы истребить его в человеке. Если бы можно было, он отдал бы человеку царство целого мира, только бы посредством развлечения изгладить эту мысль в уме человека; он сделал бы это охотно, если бы мог. Коварный! Он знает, что если помышление о смерти укоренится в человеке, то ум его не остается уже более в стране обольщения, и бесовские хитрости к нему не приближаются”[130]. Следовательно, христианин должен твердо помнить, что при развлечениях и многих заботах решительно невозможно сохранить непрестанную память о смерти. “Кто намеривается на всегда удержать в себе памятование смерти и суда Божия, - говорит преподобный Иоанн Лествичник, - а между тем предается попечениям и молвам житейским, тот подобен плывущему человеку, который в тоже время хочет плескать руками”[131].

    Духовное видение таинства смерти, по действию своему, на душу человека, святой Исаак ставит выше других отдельных дородетелей: “Совершенно справедливо, - говорит он, - возлюбленные, что, если бы на малое время даровал людям это истинное созерцание, то в мире сем не стало бы преемства (рода человеческого). Созерцание это служит узами, пред которыми не может устоять природа, и для приемлющего в душу свою постоянное размышление о сем – оно есть благодать Божия, которая сильнее всех отдельных деланий. … Возрастает же и пребывает благодать сия в них в отшельнической и уединенной их храмине. Этого созерцания будем испрашивать в молитвах, со слезами станем умолять Господа, чтобы даровал нам его, как благодать, ни с чем не сравнимую, и мы не будем уже более изнемогать в трудах мира сего. Вот начало помыслов жизни, совершающее в человеке полноту правды”[132]. Таким образом, истинная память смерти есть дар Божий, и как любая другая добродетель, приобретается через усилие и подвиг.

Если заметили ошибку, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter