И после таких дел епископы Собора не усомнились приступить к освящению новосозданного Константином великолепного храма в Иерусалиме над гробом Господним! Такие дела Евсевий Кесарийский думал закрыть красными словами, соединяя в своем повествовании дела тирские с совершенными в Иерусалиме. «Не позволительно, – пишет он, – приступать к богослужению, не согласившись между собой во мнениях. Божественный закон предписывает, чтобы находящиеся в ссоре приносили дары Богу не прежде, как соединившись любовью и примирившись друг с другом»[124].
Достойным заключением тирских дел было то, что судьи св. Афанасия в Иерусалиме приняли в церковное общение Ария, веру которого предписал им испытать император, не беря на себя суд о ее православии, и который, не отказавшись от своего зловерия, научился только скрывать его в неопределенных выражениях[125]. Здесь-то объяснилось, к сему стремились все предшествующие усилия Собора – низложить св. Афанасия.
Но Афанасий нашел в себе защитника в государстве. Правда, и Константин, по внушенным ему от Евсеевых приверженцев невыгодным понятиям о епископе Александрийском, сначала никак не хотел принять его к себе, но, узнав, что творилось на Соборе в Тире, лично выслушал просьбу гонимого и охотно согласился на нее. Св. Афанасий просил – как и на Тирском соборе в последнем объявлении, поданном епископами египетскими, – чтобы государь дал ему возможность оправдаться во всех обвинениях, в его присутствии и перед самими обвинителями. Константин, в сильных выражениях порицая действия Собора, предписал немедленно всем членам, составлявшим его, явиться в столицу. «Чтобы вы, – писал государь, – показали самым делом чистоту и справедливость своего суда при мне, который, чего и сами вы не отвергнете, есть искренний служитель Божий»[126]. Но из требуемых епископов явились в Константинополь только отъявленные враги Афанасия: два Евсевия, Феогний, Патрофил, Урзаций и Валент, прочих они распустили по епархиям и, представ государю, не осмелились повторить обвинений по делам Исхира и Арсения, но возвели новую клевету на св. Афанасия: будто он угрожал воспрепятствовать подвозу хлеба в новую столицу из Александрии![127] «Как могу я это сделать, – возражал он, – я человек честный и бедный?» «Нет, – отвечал Евсевий Никомидийский, – Афанасий человек сильный, богатый, и его на все достанет»[128]. Чтобы понять всю важность новой клеветы, возведенной на Афанасия, надобно принять во внимание, что Константин Великий, основав новую столицу на Востоке и заботясь об увеличении ее населения и о средствах к ее содержанию, переменил назначение флота, который доставлял прежде хлеб из Египта в Рим для раздачи нуждающемуся народу, и предоставил вперед пользоваться этой милостью Константинополю. До восьмидесяти тысяч мер хлеба раздавалось народу ежедневно[129]. Итак, задержание хлеба, следующего из египетских житниц, если бы только было возможно по характеру и средствам св. Афанасия, даже одно разглашение в народе о таком умысле могло угрожать возмущенной столице. Обвинители думали, как пишут египетские епископы, этой клеветой подвергнуть Афанасия смерти[130]. Но Константин назначил ему изгнание в Галлию.
Сын Константина, Константин, который возвратил св. Афанасия из изгнания, пишет, что отец его Константин только на время послал его в Галлию, чтобы удалить от врагов, угрожавших его жизни, что он намерен был восстановить его на его престоле, и только скорая смерть воспрепятствовала исполнению этого намерения. Сам св. Афанасий верил в искренность этих слов, хотя считал свое заключение знаком гнева Константина[132]. В самом деле, сколько ни старались торжествующие свою победу ариане занять александрийский престол кем-нибудь из своих единомышленников, но при св. Константине сделать того не могли. Он с угрозой каждый раз останавливал такое покушение[133]. Желая мира Церкви, он вскоре изгнал и Иоанна, мелетианского епископа, несмотря на то, что он был принят Тирским собором.
3.2. Творения
К этому периоду архимандрит Киприан (Керн) относит такие труды св. Афанасия, как «Изложение веры», «На слова: вся Мне предана суть Отцем Моим...» и «Слово пространнейшее о вере» (328 год)[134].
В «Изложении веры» святитель исповедует Символ веры, принятый на Первом Вселенском Соборе, подчеркивая единосущие Сына с Отцом. «Над чем начальствует Отец, над всем тем начальствует и всем тем обладает и Сын, всецелый от всецелого, подобный Отцу»[135].
Сочинение «На слова: вся Мне предана суть Отцем Моим...» дает православное истолкование этих слов, которыми злоупотребляли ариане в пользу своей ереси.
«Слово пространнейшее о вере» объясняет изречения Священного Писания, относящиеся к человечеству и к Божеству Господа Нашего Иисуса Христа. Здесь говорится: «По телу Он есть и называется Первосвященник и Апостол и передал нам таинство ( μυστήριον ). Когда сказал: сие есть тело Мое, за вас преломляемое, и кровь нового завета, а не ветхого, за вы изливаемая...»[136] Совершая святое таинство, благословил и сказал: пейте от нея вси, сия есть кровь моя нового завета, за вы изливаемая»[137] Это сочинение относится к неподлинным сочинениям св. Афанасия[138]. «Слово пространнейшее о вере» представляет собою компиляцию[139] сочинений святителя в основном из «Слова о воплощение Бога Слова», составленную одним из его сторонников, возможно, еще при жизни святителя; в армянской версии это Слово называется «Послание к антиохийцам»[140].
